Сибирские огни, 2017, №7

108 АНАТОЛИЙ БИМАЕВ ВОР кто-то невидимый толкал его в спину, принуждая идти из мясного отдела в молочный, из молочного к фруктам и дальше, к прилавкам с крупою и макаронами. Ох уж эта еда! Сколько ее здесь лежит в ожидании покупателя! Все эти румяные, с хрустящей корочкой, курицы гриль, пельмени, вареники, пиццы, йогурты, сыры, кефиры и молоко. От этого изобилия у Захара Егоровича шла голова кругом. Как давно он не ел досыта! Он снова и снова ходил из отдела в отдел, подолгу останавливаясь у прилавков. Было бы у него рублей сто, он купил бы себе молока. От одной этой мысли перед глазами помутилось. Ему так нестерпимо, так отчаянно захотелось холодненького молока, что бороться с этим желанием было немыслимо. Да, молока с хлебом — то был сейчас в его представлении почти королев- ский обед. Всего сто рублей, в сущности смешная сумма, а нет этих денег, и нигде их не достанешь, и никто их тебе не подарит. Захар Егорович чувствовал себя так, будто он сидит за решеткой, изнывая от жажды, а в каком-нибудь полуметре стоит кувшин с родниковой водой. Он всеми силами тянется к кувшину, да решетки мешают его ухватить. Кувшин близко, так близко, что кончики пальцев касаются глиняной ручки. Еще вершок — и он дотя- нется до воды, но именно эти-то жалкие сантиметры никак ему не даются. Потоптавшись на месте, старик уныло побрел в хлебный отдел. Там он выбрал самую дешевую булку серого хлеба и направился к кассе. Однако неведомая сила вновь потянула его в обратную сторону и он, сам не по- няв как, оказался в молочном отделе перед высокой витриной, уставленной тетрапаками. Он коснулся одной упаковки и тотчас отдернул руку, как от раскаленной плиты. Он и вправду обжегся, обжегся холодом. Молоко было почти ледяным, ровно таким, как любил Захар Егорович. Сейчас бы принести этот картонный брикет, наполненный счастьем, домой, от- резать от него ножом уголок и налить молока в высокую кружку. Сделать один мелкий глоток, наслаждаясь знакомым с детства ароматом и вкусом, ощущая, как жирная влага стекает по горлу в желудок, наполняет тело при- ятной прохладой. Потом отпить снова, на этот раз большим жадным глот- ком. Откусить корочку хлеба, снова отпить. Эта картина была как наваж- дение. Она не отпускала старика, и тогда он опять потянулся рукой к полке. На этот раз он не отдернул ее. Холод, как от зажатого в ладони снежка, прошел по руке до самого сердца. Он поднес упаковку к глазам. Ему хотелось изучить ее точно реликвию. Узнать, где молоко было разли- то, когда, какой у него срок годности, словно знание этого могло дать ему право на обладание товаром. Он прочитал все, что было написано на бри- кете, в том числе самым мелким шрифтом, и, прочитав, не смог заставить себя вернуть коробку на место. В мыслях своих он уже приобрел молоко. Он даже знал город и улицу, откуда большие грузовики развезли его по стране, и этот город и улица рисовались в его воображении какой-то за- поведной страной, где всегда светит солнце, а с лиц пышных русоволосых доярок не сходит улыбка. Захар Егорович никогда не был вором, но сейчас именно мысль о воровстве ясно пришла ему в голову. Даже не мысль, а импульс, почти инстинктивный порыв — забрать причитающееся по праву, заработанное