Сибирские огни, 2016, №12

7 ГЕННАДИЙ ПРАШКЕВИЧ РУССКИЙ ХОР «Завтра на ассамблее приказано быть. С недорослями, отобранны- ми для науки. Чтобы привыкали к истинному обращению, не дичились, умели показывать себя людям. Отговориться нельзя, не выглядишь ты болезным, как утверждала в Томилине твоя тетенька. Даже наоборот. — Озирал Алёшу испытующе. — Волосы зачешешь вперед. От тебя зави- сит, как себя подашь». Алёша кивал, вспоминал слова француза Анри. Ассамблея, вспоминал, это большое-большое шумство. После обедни в соборе Святыя Троицы поднимают шелковый жел- тый флаг с изображением двуглавого орла, держащего в когтях четыре моря — Белое, Балтийское, Черное и Каспийское, громко стреляют пуш- ки с бастионов Петропавловской крепости, гостей созывают барабанным боем. Еще кавалер Анри Давид немало говорил про страсти. Латинский дух кипел в Анри, смущал тетеньку. Сейчас кавалер, наверное, в полку каком ружейному артикулу учится, а в Алёшиной голове все, как прежде, звучали пленительные слова. «Вся кипящая похоть в лице его зрилась...» Этот ладный Матрёшин зад. «Как угль горящий все оно краснело...» Ни слова не забыл. Как низкий белый туман над рекой Кукуманом. «Руки ей давил, щупал и все тело...» А ведь Анри больше говорил про знаменную нотацию, которая у русских будто бы темна сама по себе. Знак греческой буквы фиты... параклит, утешитель... «Уж как рыбу мы ловили по сухим по берегам...» Чудное, светлое за этим слышалось. «По сухим по берегам — по анбарам, по клетям...» Дальше совсем волшебное. «А у дядюшки Петра мы поймали осетра...» Все тут сразу — и рондо, и пара- клит, и мотет. Алёша все помнил, на марморных Венус кригс-комиссара смотрел с мучением, как на поротую Матрёшу в Томилине. Тянуло руку положить на марморовую грудь, но пусть это останется для денщиков. «Ассамблея не затем, чтобы только козлом прыгать по зале, — вни- мательно оглядывая Алёшу, объяснил кригс-комиссар. — Там говорят о деле». Алёша понятливо кивал. Он и об этом от француза Анри слышал. Прыгают под музыку, а в промежутках о деле говорят. Или наобо- рот. Обычная музыка на ассамблее — трубы, фаготы, гобои, литавры, но кавалер Анри Давид упоминал, что некоторые вельможи имеют свою музыку. У таких кроме фортепиано звучат скрипки, альты, виолончели, а с ними контрабас, флейты, валторны. Дух захватывало, как хотелось услышать. «В зале устроишься несколько в стороне, — негромко указал кригс- комиссар. — Твое дело — вести себя смирно. Укажу удобный угол, там пересидишь, не вылазь людям на глаза, не надо. Я сам устрою твои дела, а ты молчи, молчи, голову опускай, чтобы лица не видели». Алёша молча кивал. Волновался, как в дороге к Парадизу. И все равно был ошеломлен, ослеп, оглушило жаром, запахом пота. Все смешалось перед глазами, позже даже Ипатичу толком переска- зать не мог.