Сибирские огни, 2016, №12

75 НИКОЛАЙ ОЛЬКОВ СОЛНЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК — Здравия желаем, товарищ старший лейтенант! — Как вы там? Мягкие ли ветки сосновые подложили друзья под вспотевшие ваши спины? Не жмут, не теснят вас своими корнями при- ютившие вечные сосны? Не давит ли на вас родная земля, не низко ли в головах, не мешают ли вольные птицы своим гвалтом? —Нет, командир, просохли наши спины, и не теснят могучие сосно- вые корни, родная земля пухом прикрыла, и ничто не мешает нашему сну. — Тогда слушай мой рапорт: прогнали мы фрица с родной земли, и еще многие народы освободили, и двадцать лет празднуем день Победы, которого бы не случилось без ваших отчаянных подвигов. Народ вас пом- нит, и Родина помнит, и детки приносят цветы на ваши могилки. …Иван сел на траву и заплакал. Он не помнил последних слез, за- был, что горе может вот так солено капать из горячих глаз. Долго сидел, пока не подошел Фёдор и не прошептал: — Пора, командир! Иван встал, надел кепку и приложил руку к козырьку: — Прощайте, товарищи! — Прощай, командир! — дождался тихого, как шум летнего дождя, недружного ответа. Он ехал и думал, как напишет об этой встрече, мистической и ре- альной, невозможной и все-таки состоявшейся. Важно не растерять, не растрясти вот это состояние, когда он может говорить с убитыми и по- гребенными, угадывать их мысли, их наказы, их обиды. Слова стреми- лись друг к другу, и он уже не мог их запомнить, только чувство, только ощущение… «...Хоронили Тасмухаметова. Нашли его голову. Тогда, через год жестокой обороны, мне подумалось, что деревьев на нашей высотке осталось куда меньше, чем солдат, похороненных под корнями и между корнями тех самых и некогда бывших деревьев. Я был взводным на этой высотке. Иногда мне становится стыдно, живому, что я не сумею без списка, по памяти, сделать своему взводу по- смертную пофамильную перекличку. Зато я помню деревья на нашей высотке. Каждое из них не было похожим на другое и каждое было единственным в мире, неповторимым. Природа неутомима в поисках единичности, и, если когда-нибудь она по- делит свои океаны на капли, она это сделает так, чтобы среди них не было двух одинаковых. Что уж тут говорить о деревьях? Мы не знаем, быть может, в зеленом их таинстве звучат свои голоса — у каждого дерева свой, быть может, у каждого дерева есть свое имя, ведь для природы в поисках единичности не составляет труда придумать каждому дереву имя. Неповторимы смерти, неповторимы деревья, видевшие и принявшие в корни свои солдатскую смерть на удельной своей высоте. Каждое из них было братски похожим одно на другое и каждое в то же время было единственным в мире в своей непохожести. Так думается мне потому, что остались на этой высотке мои пои- менные деревья. А что я, что я перед вечным творцом — перед вечным