Сибирские огни, 2016, №12

5 ГЕННАДИЙ ПРАШКЕВИЧ РУССКИЙ ХОР комиссар, заметив сомнения, указал просто: чтобы похож на себя не был. Цирюльник нисколько не удивился, подрезал Алёше длинные волосы, что-то зачесал. Но и сейчас, после обработки ножницами и расческами, вид Алёшин заставлял некоторых гостей вздергивать брови под самые па- рики. Однажды услышал: «Ты покажи своего недоросля графу Толстому, может, ему для дела понадобится». Денщики кригс-комиссара с томилинским недорослем не разгова- ривали, получили, наверное, такой наказ. Дичились, обходили стороной, поэтому все свободное время Алёша старательно учил Морской устав, парусную книгу, даже призывал Ипатича будить его, если начнет засы- пать. Ипатич стоял рядом, смирно слушал, потом начинал клонить голову. «Ты дремлешь, Ипатич?» «Нет, не дремлю, я на сапоги смотрю». А при случае сам научился заглядывать в книги. Алёша не противился такому, даже интересно, научится ли дядька грамоте. Рябой, как дрозд, Ипатич неуклюже переворачивал пальцем стра- ницы, произносил вслух увиденное. У него получалось. Алёша слушал в кресле, закинув руки за голову, как любила тетенька. Первое время кригс-комиссар не пускал Алёшу гулять, только ино- гда поздними вечерами да в сильный дождь. Беспокоился, что увидят, разговоров не оберешься. «Разве у меня две головы?» «На мой взгляд, даже хуже». А почему, не объяснял. И запрещал надевать парик, хотя парик Алёше привезли чуть ли не в первый день — в буклях, припудренный. Он в зеркале увидел: его удлиненное лицо под париком выглядело возвы- шенным, в глазах музыка отражалась — волнами, как низкая Нева под белесым небом. «В полк раздумал тебя сдавать, — пришел к решению кригс- комиссар. — Преображенцы и семеновцы рослые, а ты не совсем вышел ростом, лучше отдам в матрозы. Подальше от глаз». «Да почему подальше?» «Забудь! Я знаю . И умирись». «Да как умириться, если не знаю?» «Книги читай. Вот умная книга. — Кригс-комиссар выкладывал на стол большие переплетенные листы. — Или изучай статуи марморовые. На днях такую купил, каких у светлейшего князя нет. Совсем марморовая Венус, старинная, привезена из дальнего Рима. Уплатил под нее тысячу ефимков. — Поморгал, явно сам не поверил своим словам. — Хочу свет- лейшему передать, князь Меншиков оценит. У него вдоволь статуй, но совсем не такие, как моя. —И не выдерживал, показывал недорослю, как можно в Парадизе иметь хорошую выгоду. — Вот за старинную Венус, если по правде, уплатил двести ефимков, но вид у нее такой, что свет- лейший тысячу даст. Светлейшему в радость, а я в поездках по конским ярмаркам растрачиваю премного».