Сибирские огни, 2016, №12

56 ДМИТРИЙ РУМЯНЦЕВ ГРИГОРИАНСКИЙ ХОРАЛ Он не любил меня — так пса не любит волк — презреньем гопника к очкастому зануде: «Ну, вот ты вырастешь, и что с тобою будет?» — он мне показывал нехитрый свой урок. Ну, вот я вырасту? — действительно, и что? Кто поведет меня по фермерскому полю к звезде неведомой и городу чужому, к зилку, увязшему в осеннем дне с грязцой. Терпенье, мам! Какой мулла или раввин заговорит тоску телесного распада? Вот я и вырос, оказалось: мне и надо — немного памяти о прожитой любви. И только смерть одна, где всякий одинок, еще страшит, еще таит вопрос недужный: а вдруг там детство снова? И какой-то бог? И не Рассадников, а кто-нибудь похуже? I. птичье Крошечная перепелочка, глаза черный фитилек (дочка или же сынок). И пошла свистать на елочке еле слышная божба. Сердца легкое подобие, как души perpetuum mobile, — невесомая судьба… II. начало года Двух снегирей, что купишь за алтын, чирикающих купно или розно, след на снегу — ученую латынь (пока закат и розов, и морозен) до настовой до корочки прочтя, я оказался у Тебя в гостях… Как хороши пернатая возня, и зиждящий полет бельмастый ужас, когда покров небесный отутюжив, в тумане белошвеечном клонясь немного вкось, — так, как дурной стежок, сидит на ветке крошечный божок. И как за этим всем не различить большое «Хорошо!» большого Бога, которое, как сказочный зачин, уводит вдаль рождественской дорогой? И синева январских предвечерий как перспектива , данная Уччелло…