Сибирские огни, 2016, №12

54 ДМИТРИЙ РУМЯНЦЕВ ГРИГОРИАНСКИЙ ХОРАЛ I. кардиограмма Сердце мне грудная клетка жмет давильней каземата, где молчать и слушать надо, где тоска, как сердцеведка. Город спит, соря огнями. Тут — ни света, ни неона. Ниневия. Мука. Камень. Так в ките сидел Иона. (Сень молитвы. Тень канона.) Лишь любовь, что мудро тащит в небе солнце и светила, на мгновенье осветила умывальник у параши. II. не верь, не бойся, не проси Верь в Господа и бойся ада. Проси о милости Его, покуда Невского громада людским потоком в нелюбовь несет. И в небе над «Крестами» сияет нам не Южный Крест, но тихий свет иных кунсткамер, иных узилищ и чудес. Над Петропавловской юдолью, над казематами тюряг поднялся ангел темной боли с крестом в созвездии Дворняг. И вот влачусь, печальный узник, и вижу свет иных Россий. И ты одна. И я не узнан. В грудную клетку не вместить свободы всей. Зияния ее. у сельской реки Пусть здесь невозможен великий Татлин, который искусством грозил звезде, над речкой в тумане я видел цаплю, и цапля молилась речной воде. И стыла-стояла, потом взлетала, напугана мною, чертила круг, как будто бы башня Интернационала, и облако с поймой я понял вдруг. Над речкой, над речью, над темной стежкой стоял человек. Только человек. И облако, берег и я здесь тоже для мастера — лишь дармовой проект.