Сибирские огни, 2016, №12

38 ГЕННАДИЙ ПРАШКЕВИЧ РУССКИЙ ХОР Считал шняву достаточным судном, другого все равно нет. Две мачты с прямыми парусами, на носу морская дева без одежд, только с золотой сет- кой на голове, совсем позеленела от волн, и голова и груди — все зеленое. Грот-мачта и фок, а третья — ложная, называют трисель, шняв-мачта. Водоизмещение под сто пятьдесят тонн, экипаж — пять десятков матро- зов людей, да еще десяток присланы на борт «Рака» за разные происше- ствия. Судя по лицам, все одинаково достойны смерти. Рядом на воде раскачивалась на волне галера с обсушенными веслами. По тридцать восемь весел с каждого борта и две съемные мачты с косым латинским парусом. Зубов-младший беспомощно покачал голо- вой. Небогата оказалась защита Петербурха, такой страшный выпал час, кто-то головой поплатится. Со смирением подумал: наверное, я попла- чусь. Увидел на носу галеры три медные пушки, на куршее стояла еще одна — двадцатичетырехфунтовая, главная. Флотская прислуга на гале- рах прикрывается в бою оградой из тюфяков и старых снастей, а посре- ди — дощатый помост, та самая куршея; по обоим бортам банки для греб- цов. Под банками ступени, к которым приковывают ногу гребца. Так что, может, еще не самое худшее выпало. Человек, подумал, существо неравномерно одушевленное. Человек способен и на божественные озарения, и на долгое прозя- бание. Шняву за время перехода из Пиллау изучил изрядно. Матрозам, как и везде, на «Раке» жилось трудно. Помещались в трюме среди бочек с водой. Бочки от качки давали течь, вода смешивалась с песчаным бал- ластом. От гнилых рогожных кулей с провиантом распространялся запах, правда, ни сами матрозы, ни крысы этого запаха не замечали, привыкли к тому, что сухари вечно покрыты плесенью. Шкипер Никишев молча взломал сургуч. Он узнал Зубова-младшего, но виду не подал. Прочитав приказ, поднес руку к голове: командуйте. Но Зубов-младший сразу его остановил: нет уж, господин шкипер, это вы командуйте, снимайтесь с якоря, вам привычней, Нева все же, по ней идти нелегко, остальное обсудим по ходу. И прошел в каюту шкипера, решив сразу вести себя определенно, чтобы никаких толков не возникло. Закрывая дверь, услышал голоса и, пораженный, остановился, даже вы- глянул. Какие разные голоса. Матрозы бежали по баку с ганшпугами в руках, видимо, якорь уже вставал из воды, а с набережной по трапу под- нимали сумы, походный сундук, шел с картами в руке горестный Ипатич, понимал прекрасно, что кригс-комиссар уже ничем не поможет. Впрочем, Зубов-младший на Ипатича и не смотрел, он вдруг увидел, узнал сре- ди матрозов француза в совсем обносившемся платье. Бывший кавалер Анри Давид вместе с другими тянул тяжелый канат, давно, наверное, вы- летела из головы девка Матрёша и счастливые дни в Томилине. Вот знак: никто не может уйти от установленного, опять подумал Зубов-младший. Опять странно соединились в этой жизни — он сам, Ипатич, француз. И не только воспоминанием о девке из деревни Томилино.