Сибирские огни, 2016, №12

качество человека, у которого оскорблено достоинство, обгажен отчий дом. Это все равно что хозяина, придя в его дом, оскорбили, но перед этим попросились пожить или переночевать, потом как бы невзначай скажут хозяину, что у тебя мебель не так поставлена, у гармони басов не хватает, шляпа не того фасона и что вообще хозяин, оказывается, говорит не на том языке: надо говорить не «у», а «хе». А человек терпит. Потому что он воспитан в православных традициях. Потому что он культурен великим православием и глубочайшими традициями. И если народ сейчас безмолвствует, то это потому, что он ждет своего часа. Этого часа никто не знает. Но этот час неизбежно приближается. М. Щ. Вот говорят, что красота спасет мир, а спасет ли ее саму наш народ, литература? Н. Ш. Я бы не взялся отвечать, потому что я сам — народ, сам читатель. Я не философ, Миша, и не могу отвлечься до таких категорий, я могу только сказать, что «мир спасет красота» — это так потому еще, что оно, это спасение, взаимное. Мы, русские, должны спасать красоту, а она нас. М. Щ. А мы, Николай, не раз спасались твоими песнями… Н. Ш. Тут, Миша, была такая история. И я в связи с ней сделал для себя одно открытие. Есть такая радиостанция «Эхо Москвы», меня долго разыски- вали, как мне сказала ведущая, и когда наконец я приехал, она этак жеманно округлила глаза и говорит: «О, вы такой бодрый, такой крепкий, а я почему-то думала, что вы, извиняюсь, убогий». Вот, понимаешь, Миша, они считают, что такой человек, как я, русский провинциал, который пишет какие-то песни, он обязательно должен быть убогим, с надломом, с надрывом, желательно даже — алкашом, вот это им как-то нравится, для них это сласть, что вот мы такие убо- гие. Им нравится, когда мы пьяницы, еще лучше — диссиденты. А я считаю, что диссиденты — это психи, которые только тем и занимаются, что пытаются из хорошего сделать чуть-чуть лучше. А я считаю, что хорошо — то хорошо. От добра добра не ищут. И в песнях у меня никогда не было обиды на Родину. Я жил как жил. Мне каждый куст при дороге казался родным. Честное слово! А вот сейчас иду по Москве, а она как женщина после угара: все немило сердцу. А оптимизм, Миха- ил, — да! Нас никто не заставит дышать по-иному, особенно здесь — в чистой и благословенной Сибири. И выборы показали, что у дяденьки президента лакеев не прибавилось. Об этом писать больно, натужно, но я убежден, что мы обязательно должны сохранить об этом память: и через документалистику, и через художественное слово, через те романы, о которых я уже упоминал. Впрочем, не я один, Россия невероятно богата на таланты, если все это издать, особенно сибирское — мощное и честное, — мы зарубцуем эту боль и этот московский шок и на наши улицы вернется песня. Новосибирск, осень 1993 г., «Радио “Слово”»