Сибирские огни, 2015, № 12

85 НАДЕЖДА ГЕРМАН ДОМ, ГДЕ РОЖДАЮТСЯ РАДУГИ — Ладно…Жил-был Иван-царевич… — А почему я не услышал «В некотором царстве, в Тридевятом го- сударстве…»? Нет, ну до чего же несносный тип этот Большой Андрюха! Обяза- тельно ему надо всунуться, где не просят. Он старше Саньки почти на четыре года и потому считает ниже своего достоинства, разинув рот, слу- шать какую-то там малявку. — Ну и рассказывай сам! — надула губы Санька. — Известное дело — в Тридевятом! — Полинка, добрая душа, пы- тается замять наметившийся конфликт. — Сань, он больше не будет. Рас- сказывай дальше! А Саньке вдруг расхотелось про Ивана-царевича…Она вспомнила, что вчера вечером дедушка рассказывал ей сказку про сильно могучего богатыря Покатигорошка. Про то, как он спас своих братьев от ужасного и злого Кощея Бессмертного. Очень хорошая была сказка. Санька почти слово в слово запомнила то, как дедушка рассказывал. А рассказывал дедушка примерно так: — Жили, говорят, да были одни-одинешеньки в совсем стародав- ние времена дед да баба… Вот однажды идет баба с поля домой, а на- встречу ей катится маленькая горошинка. Съела бабка ту горошинку, и родился у нее сыночек, Покатигорошек. А как только родился — сразу стал расти не по дням, а по часам. Рос, рос. Вырос до потолка и говорит: «Отчего же это, родители мои дорогие, нету у меня ни сестрицы, ни братика? Ни тебе поиграться, ни словом перемолвиться!..» — «Э-э, — отвечает старик. — Были у тебя братья, ажно целых три штуки. Да вот уж трижды по три года прошло, как ушли они, сердешные, незнамо куда…» — «Ну, положим, не трижды по три, а три с половиной! — уточняет старуха. — И куда ушли — тоже вестимо: за подвигами! А то, что братья у тебя были, это, сыночек, факт!» — и заплакала в пла- точек тихонько. Покатигорошек тоже заплакал, потому что был очень добрым и чувствительным мальчиком. А потом слезы рукавом вытер и спрашивает: «И что же, так с тех пор и нет от моих братьев ни весточ- ки, ни привета?» — «Ни привета, ни весточки…» — вздохнул старик. А старуха опять заплакала… Три дня и три ночи сидел Покатигорошек, не пил, не ел, думу думал. А на четвертый день утречком встал со стула, умылся, причесался гребнем — и ну звать старика со старухой. «Думал я, думал, — говорит. — А чего надумал — щас скажу. Вот, значится, надену-ка я сегодняшним днем чистую, в синий горошек рубаху да пой- ду поищу братьев. Вы мне только обозначьте, будьте любезны, по какой дороге они, родимые, отошли?» Уж как кинулись тут дед с бабой рыдать да причитать да по земле валяться: «Что ты, что ты!.. Братья твои в Черный лес подались, а там такие страсти да ужасти кишмя кишат, что на ночь глядючи поминать — упаси господи! Так что и не проси: не от- пустим мы тебя на прямую и верную погибель! И распроклятую ту до- рогу, что за селом вторая слева, мы тебе нипочем не скажем! Вот такое