Сибирские огни, 2015, № 12

31 АЛЕКСЕЙ РЯСКИН ЗАПРУДСКОЕ — Натурально. Бревно упало, и прямо на ногу. Я сейчас просо у Куюковых забирал — от них услышал. — И что, сильно пришибло? — Говорят, лежит. — О господи! — перекрестилась Федосья. — Ну да нет худа без добра: мы сегодня с мужиками собирались ему помогать крышу налаживать. Так, стало быть, если он лежит, то и нам приходить не нужно. Пойду порыбалю вечером. — Нехристь! — Выздоровеет! — махнул рукой Колька, пришпоривая коня. — Он семижильный. Сказав это, Морданов уехал. А Федосья вернулась к своим жабам. К полудню солнце уже пекло вовсю. Но у ручья было прохладно. Федосья присела на краю берега, развязала узелок с хлебом и вареными яйцами и пообедала. Ее мысли были настолько заняты поимкой жаб, что она даже забыла вытереть руки и теперь постоянно сплевывала клочки тины, прилипавшие к зубам. Ветра не было, и небо нависало огромным безоблачным васильком. В воздухе щебетали птицы. Где-то за садом мычали коровы. Весь мир казался каким-то медленным, почти застывшим в летнем зное. Хотелось лечь в траву и просто смотреть в небо. На плотине Федосья заметила каких-то людей. Присмотревшись, она узнала Анылку и Витьку Комолого. Они немного постояли, а затем разошлись в разные стороны: Анылка в деревню, а Комолый — куда-то в поля. Федосья не спешила вставать. Натруженное тело с жадностью впитывало в себя каждую минуту отдыха. С час она просидела, просто глядя по сторонам. Затем встала и снова принялась за охоту. Теперь она ловила проворнее, но попадались маленькие молодые лягушки, не го- дившиеся для лечения. К концу дня с горем пополам Федосья набрала нужное количество огромных, серых от старости, вековых жаб и пошла домой. Когда Федот услыхал от жены, как она собирается его лечить, он так заматерился, что дети заплакали, а у дяди Яхима проступил пот по всему телу. В конце концов жестокий кашель прервал Федота, и тот замолчал. Федосья махнула рукой на мужа, взяла веревку и стала повязывать жаб детям. Никто из них не протестовал. Наоборот, дети сразу же принялись теребить тварей, дергать за лапы, гладить по спине и всячески дразнить их. Федосья даже забеспокоилась, как бы они не замучили жаб, пре- жде чем те вытянут на себя всю болезнь. Засомневавшийся сперва дядя Яхим тоже согласился на предложение Федосьи и, брезгливо морщась, собственноручно привязал к груди жабу. Федот долго хранил суровое молчание, исподлобья глядя на жену. В итоге и он протянул руку, достал из ведра последнюю гадину и долго смотрел на нее, пытаясь привыкнуть к мерзкому виду. Федосья молча отрезала кусок веревки, взяла жабу из рук мужа и закрепила у него на шее.