Сибирские огни, 2015, № 12

14 АЛЕКСЕЙ РЯСКИН ЗАПРУДСКОЕ Каждый, кто когда-нибудь ел под открытым небом, знает, что ника- кие лакомства в мире не сравнятся с простым куском хлеба, съеденным на природе, под сенью пахнущих летом деревьев. Как будто ветер и солнеч- ные лучи снимают с пищи что-то невидимое для глаз, что-то, что прячет от нас ее истинный вкус. Ели молча, изредка перебрасываясь короткими фразами о предстоя- щих делах. Иногда дядя Яхим или сам Федот вспоминали какой-нибудь случай и рассказывали. Ветра не было, но ветки яблонь все равно едва заметно вздрагивали. Казалось, что деревья устали стоять неподвижно и разминают затекшие конечности. По стежке, ведущей к Обросиновому пруду, медленно шла Анылка. Все трое молча посмотрели на нее и уже через секунду забыли. Прогулки этой старухи были настолько привычны, что на нее уже давно никто не обращал внимания. Где-то блеяла коза, уставшая, по-видимому, от жажды. С другой стороны сада слышались звонкие металлические удары — кто-то перебивал корову. Временами сад пронизывала трель какой-то незнакомой птицы. Поев, Федот и дядя Яхим легли на траву и уснули, а Иван пошел прогуляться. Спустившись к ручью, которым не так давно запрудские му- жики соединили Обросинов пруд с Хворостянкой, он снял калоши, засу- чил штаны до колен и опустил ноги в воду. Приятный холодок пробежал по всему телу. Лягушки, напуганные Иваном, тут же попрыгали в воду. На противоположном бугре какая-то баба поила корову. Сколько Иван ни щурился, он так и не смог рассмотреть ее лица. Зато он прекрасно видел, как она махала веткой, отгоняя от коровы оводов и слепней, ме- шавших той пить. Посидев немного у ручья, он вернулся назад. Отец и дядя спали. Лошадь, привязанная неподалеку, лениво жевала сорванную Иваном траву. Иван тоже лег, положив под голову пустой свернутый ме- шок. Очень скоро его сморил сон. Захаровых знали все. Это была одна из самых зажиточных семей в деревне. Дед Федота, Захар Петухов, был знаменит тем, что мог зава- лить лошадь голыми руками. Он не раз проделывал это на спор и всегда выигрывал. Это был человек редкого здоровья и огромной силы. Однаж- ды Захар убил мешком муки двухгодовалого жеребца. Забирая муку с мельницы, он, как всегда это делал, не носил мешки, а бросал их в телегу, стоя у порога. И то ли жеребец дернулся, то ли Захар как-то не так швыр- нул мешок, но только тот, пролетев несколько метров, ударил жеребца в шею и свернул ее. Эту историю знало и помнило все Запрудское. Надо ли говорить, что с Захаром никто не связывался. Да и с чего бы кому- то пришло в голову с ним связываться? Несмотря на свой рост и силу, а может, благодаря им, это был человек добрый, незлопамятный и прямой в общении. Он жил так, как хотел, никого ничему не уча, ни с кого ниче- го не спрашивая. Таким людям, как Захар, жизнь кажется чем-то вроде неотесанного бревна, которое нужно обработать, превратить в хорошую доску и положить в общую кучу к уже готовым доскам. А что с этими досками будет дальше — уже не его забота. И он работал. Работал чест-