Сибирские огни, 2015, № 12

103 НАДЕЖДА ГЕРМАН ДОМ, ГДЕ РОЖДАЮТСЯ РАДУГИ два отделения — мужское и женское, вследствие чего дедушка, бабушка и Санька стали ходить мыться в один день. Тут, в общем-то, и гадать сильно нечего, надо просто один раз посмотреть, сколько времени моется бабушка и сколько — дедушка. Дедушка успеет уже сто раз вымыться, напить- ся пива и даже выспаться на скамеечке, на берегу, где большие тополя и клумба с цветами. А бабушка все моется и моется, моется и моется... * * * В бане, конечно же, всегда полно народу. И, главное, жарко. Так жарко, что все тает. Санька не совсем хорошо представляет себе, как та- кое может быть, потому ей не по себе. Каменные скамейки, оцинкован- ные тазики с плоским дном, раскрасневшиеся от жары голые тетеньки и даже кирпичные стены — все это давно растаяло, остался только тот угол, в котором стоит бабушка и набирает воду из-под крана. У Саньки перед глазами мелькают маленькие зеленовато-белые ша- рики, похожие на крошечные мыльные пузыри. Они кружатся и роятся, как мухи, их становится все больше и больше. Наверное, сейчас я тоже растаю, с тусклым ужасом догадывается Санька. И чувствует, как мед- ленно-медленно начинает растекаться по лавке. Кажется, вернулась бабушка. Но Саньке уже совсем ничего не вид- но, кроме этих блестящих серебристо-зеленых кружочков. — Баба, я таю... — жалуется она тянущимся, как резина, голосом. И становится совсем темно. И все исчезает. Потом в нос удаляет резкий, знакомый противный запах. «Нашатырка!» — с отвращением узнает Санька. Она медленно и тяжело открывает глаза. Блестящие кружочки постепенно редеют, сквозь них проступает бабушка. — Господи, как ты меня опять напугала! — охает она. — И что мне с тобой делать? Бабушка заворачивает Саньку в большое китайское полотенце, на котором нарисованы красивые синие птички. — И вот так чуть не каждый раз, — жалуется она кому-то, кажется банщице. — Просто наказание господне… Санька осторожно приподнимается и садится. Оказывается, она уже в раздевалке. Покрашенный ярко-синей краской деревянный шкафчик, в который бабушка и Санька сложили свою одежду, уже открыт. — Сейчас я тебя одену, — говорит бабушка. — И иди на улицу, жди меня там. * * * В раздевалку вваливается толстая солидная тетя. —Ой, бессовестная, — говорит она нарочито громко. —Такая боль- шая, а ее мама одевает!