Сибирские огни, 2015, № 6

7 СЕРГЕЙ АЛЕКСЕЕВ ПОНТИФИК ИЗ ГУЛАГА — Вы куда меня привезли? — впервые за всю дорогу спросил Патриарх. — На тот свет! — уже на ходу хмыкнул похититель. — Сейчас за тобой прилетят. Ангелы с херувимами!.. И торопливо унеслись в незримое пространство. Мысль бежать, как только выпадет возможность, тряслась в голо- ве всю дорогу, вместе с жаждой противления насилию, а тут вспыхнула ярко — вот он, случай! Патриарх тотчас сорвал с лица чулок, сдернул шарф и зажмурился от яркого, вышибающего слезу света. Солнца не было, а перед глазами плыли режущие красные пятна, черные мушки и длинные, яркие искры, словно от выстрелов во тьме. Повязка, в общем- то, была не черная, не глухая, так чтобы успел за несколько часов отвы- кнуть, серенький сумрак все же пробивался, а тут резануло, словно на полуденное солнце посмотрел или на электросварку в темноте. Он вспом- нил, когда в последний раз видел свет такой силы и нестерпимой ярко- сти — в двадцатых годах, когда учился в консерватории и когда после мрачных, пасмурных дней в Москве по секретной директиве Троцкого на три дня разрешили звонить во все колокола. Он так же стоял у окна и плакал от яркого света. Но это оказалось лишь началом: следом за слезами в три ручья хлынула огненная, нестерпимая боль, которой он не испытывал тогда, в вибрирующей от колоколов Москве. Несколько минут Патриарх стоял на коленях, едва сдерживаясь от крика, и только стонал, уткнувшись го- ловой в землю. Давление на глазные яблоки было настолько сильным, что чудилось — глаза сейчас выкатятся на траву. Мерцающие болезнен- ные вспышки колотились в черепной коробке, отдаваясь в уши и, как ни странно, в корни несуществующих зубов: у него давно стояли вкрученные стальные штифты, на которых крепились фарфоровые коронки. Патри- арх стиснул их так, что услышал стеклянный хруст, однако это внезапно помогло, пламя боли мигнуло в последний раз и погасло. Не отнимая рук от лица, он опустился на живот, сунулся лицом в тра- ву и расслабился. Остатки недавней боли курились дымком и бесследно таяли где-то над головой. И пока кряхтел и катался, привыкал, промар- гивался, чтоб осмотреться, услышал рядом дребезжащий, неприятный скрип, затем фыркнул конь, лязгая удилами. — Вот и наш пострел, — определил натуженный, сиплый голос. — Глянь, похож — нет? — Да вроде, — согласился другой, с булькающим низким барито- ном. — Твоя фамилия товарищ Станкевич? — Говорить не хочет. —При этом щелкнул кнут. — Гордый, должно быть, товарищ… — Чего молчишь? Открой лицо-то!.. Станкевич или нет? В последнее время Патриарх редко слышал свою фамилию и отно- сился к ней как к собственной истории, однако же кем-то написанной и потому очужевшей.