Сибирские огни, 2015, № 6

85 СЕРГЕЙ АЛЕКСЕЕВ ПОНТИФИК ИЗ ГУЛАГА названного брата был сердитый и задумчивый, будто обидел кто, и после веселого Шуберта в квартиру внеслась облаком тихая, разъедающая, как кислота, печаль. В таких случаях сразу задают вопрос — что случилось? Станкевич ничего спрашивать не стал, отступил в сторону и запер дверь. Во второй раз он видел Переплетчика нерешительным, даже сломлен- ным: в первый раз это было в парке дворца Браницких, когда он подошел, попросил поиграть на альте и тем самым решил его судьбу. Переплетчик молча подал ледяную руку мертвеца и, не снимая фу- ражки, присел на стул — туда, где недавно еще сидела Гутя. — И у тебя этот же запах… — Какой? — насторожился Станислав. — Хвойный, как от похоронных венков. Кто у тебя был? Вываливать на его печальную голову новость о визите убитой им те- тушки Станкевич не решился: сразу примет за психа и вместо санатория запрет в дурдом. И он выбрал для начала малое зло, одновременно думая проверить свою версию, поэтому обронил мимоходом: —Шуберт. Он сейчас под псевдонимом… — Все ясно, — неопределенно, без эмоции отозвался Переплетчик и глянул на часы. — Уже время, а колокола не звонят. Не договорился Троцкий. Хотел у тебя посидеть и послушать. Когда мы перенесли сто- лицу из Петрограда, к заутрене вся Москва звенела… Как ты думаешь, почему? — Не знаю. — Станислав запнул молоток подальше. — Я не при- слушивался. Внимания не обращал… — Чекист обязан на все обращать внимание, — назидательно про- говорил Переплетчик. — Даже на незначительные мелочи. А звон коло- колов далеко не мелочь. Вот и шастают Шуберты… Станкевич присел на край дивана, поглаживая ноющие руки. — Что-то я не понимаю тебя, брат… Переплетчик резко встал, отошел к окну, заслонив распахнутой ши- нелью половину света, и, раскрыв створки, стал усиленно дышать, словно вынырнул из воды. Отдышался и сказал обреченно: — Нет, не звонят. И, видно, не будут… Свежий воздух из окна слегка взбодрил Станислава, по крайней мере, кислотная печаль вроде бы выветрилась. Он редко встречал гостей, да их и не было, если не считать латышского стрелка. Спохватился и пред- ложил чаю, хотя знал, что в доме нет заварки и тем более сахара: давно уже сидел без денег, потратившись на лекарства. Но теперь в кармане лежало месячное жалованье, а в праздничном наборе мог быть и чай, и сахар. Станкевич хотел вскрыть бумажный пакет, но был остановлен не- привычным голосом гостя. Переплетчик вдруг заговорил резко, со зво- ном и легким польским акцентом, который вырывался во время сильного волнения.