Сибирские огни, 2015, № 6

75 СЕРГЕЙ АЛЕКСЕЕВ ПОНТИФИК ИЗ ГУЛАГА Станкевич ничего не мог сказать о гвоздях в ладонях, о том, что он живет с ощущением распятого на кресте, не может от этого избавиться и сказать вслух не может, отчего это происходит. Его положение станови- лось тупиковым, безвыходным: можно было легко переубедить себя, что ООНа не существовало в природе, но поделать что-либо с физическим недостатком рук, с приключившейся болезнью оказалось невозможно! Если раньше раны от гвоздей ощущались, когда он подходил к инстру- менту и брал смычок, то теперь они ныли круглыми сутками. Все жало- ванье он тратил на платных лекарей, дорогие лекарства от подагры, мази, примочки, но лишь усугублял страдания. А внешне на ладонях не было даже признаков болезни! Станислав потерял сон, лежал с открытыми глазами, бродил по квар- тире, пробовал играть и спал иногда только в полусидячем положении, разбросав руки по спинке дивана: так боль раздвигалась и ныла каждая рука по отдельности, а это казалось терпимым. И вот однажды, в утренней усталой полудреме, он подсмотрел, кто их вколачивает! Едва он полузакрыл тяжелые веки, как услышал шорох в углу, где стояла умершая виолончель, покрытая сверху серым, пропылив- шимся саваном. Постоянная жизнь в напряженном ожидании возможно- го покушения отслоила от общего сознания и держала в уединении мысль о защите. Автономная и почти неуправляемая, мысль эта потянулась в другой угол, за пулеметом, но рука за ней не поспела. Край савана отвернулся, и на свет вышла Гутя в деревенском хол- стяном платье, но с молотком и двумя самоковными гвоздями: один она, как плотник, держала в зубах, другой в руке. Глаза ее были закрыты, из проваленного носа торчал пучок шерсти, и двигалась тетя, как лунатик по карнизу крыши, щупая пространство ногами. Она подкралась к дивану и в тот миг, когда Станислав хотел крикнуть и схватить ее, вдруг вскинула веки. И он обомлел, обмер! Голос замерз сосулькой и застрял, едва вы- сунувшись изо рта, а мышцы ослабли, и тело потеряло чувствительность. Не сводя с него глаз, Августа мастерски вколотила ему гвозди в ладони, пришпилив таким образом к дивану. — Теперь играть буду я, а ты слушай! А сама выволокла труп виолончели на середину комнаты, села и принялась издавать жуткую какофонию! Какой-то обвал отвратитель- ных скрипучих, шаркающих и скоблящих звуков, как если бы чистили сковороду, огромный жестяной противень или выдирали ржавые гвозди. У Станислава от такой игры выворачивало душу, хотелось зажать уши, спрятаться, убежать, но руки прибиты намертво! — Хватит! — беспомощно попросил он. — Перестань играть… — Слушай! — засмеялась Августа. — Это твоя неоконченная сим- фония «Звон храмовых чаш». Хотел узнать, кто забивает гвозди, под- глядел за мной сквозь щель — слушай! И тут условно зазвонил ручной звонок двери: пришел единствен- ный человек, который приходил к нему регулярно и рано утром, пока в