Сибирские огни, 2015, № 6

28 СЕРГЕЙ АЛЕКСЕЕВ ПОНТИФИК ИЗ ГУЛАГА — Чем? — Музыкой, как Вацлав! — Тебе нельзя! — отрезала она, однако уже не так решительно. — Ты еще маленький. — Я не маленький, — чужим, грубовато-мужским голосом произнес он. — И хочу заниматься с тобой. Вацлаву можно, а мне нельзя? — За Вацлава я, может быть, замуж пойду! — Тебя не отдадут! — Почему? — Он нищий студент! — А ты женишься на мне? — Гутя смеялась и дрожала от страха. — Если бы ты не занималась с учителем — женился бы, — ревниво произнес он. И стал как-то по-ребячьи ощупывать тетю, словно впервые видел. Оказывается, у нее была такая манящая грудь, которую бы он никогда не заметил, если бы не увидел вчера обнаженной. Гутя всегда носила застег- нутые до горла платья, глухие жакеты и длинные юбки, поэтому и мысли не возникало, что у нее есть под одеждой. А сейчас была в деревенском льняном платье со шнуровкой на груди, под которым угадывались все пре- лести ее тела. — Стасик, ты с ума сошел? — спросила Гутя с дрожью и испугом, однако же не уходя от его рук. — Ты же мой родственник! И тут голос оборвался, как басовая струна, в горле что-то лопнуло и заныл кадык. Каким-то детским, натуженным фальцетом Станислав выдавил: — Тогда я все скажу родителям! — Только посмей! — бессильно выкрикнула она. — Как тебе не стыдно?.. В этот момент в ней тоже что-то оторвалось. Тетя засмеялась и за- плакала одновременно, потом встряхнула свои белесые сыпучие волосы и задышала в лицо. — Стасик, а ты сможешь? У тебя там… уже что-то есть? И полезла руками в его брюки, торопливо расстегивая тугие пугови- цы. Ладони у нее были ледяные, неприятные, но вмиг стали горячими и желанными, когда наткнулись на что-то и замерли. — Ладно, Стасик, — прошептала, щекоча волосами. — Давай по- пробуем… Если у тебя получится. Снимай брюки! Она уже развязала шнурок на груди, спустила к ногам деревенское платье и легла на кровать совершенно голой. Тело у нее было округлым, мягким и трепещущим, казалось, даже на расстоянии излучает оно ма- нящее тепло и затаенный, как ее полуулыбка, мерцающий свет. К нему хотелось прикасаться, оглаживать его и, погружаясь лицом, как в ис- кристую солнечную воду, пить. Он больше никогда в жизни не испы- тывал подобных чувств к женщинам, даже самым обольстительным и опытным.