Сибирские огни, 2015, № 6

170 ВЛАДИМИР КУНИЦЫН ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ «ЛЕВИАФАНУ» холуйском содействии всей местной полиции. Но ведь мэр не просто так бес- предельничает, он благословение владыки получил! Так вот, про обобщения и коварство правдоподобий, про тонкую грань, от- деляющую искусство от прокламации. И провокации. В той же сцене, где главный местный батюшка благословляет матерого «авторитета» светской власти, камера многозначительно берет крупный план фотографии, на которой — то ли в Кремле, то ли в храме — во главе с Па- триархом сидят чуть ли не все высшие иерархи Православной церкви. Что же своим «наездом» на групповую фотографию хотел сказать режиссер? Что они все — в такой же коррупционной связке с высшей властью государства? Что церковь нынешняя — духовно повержена? Ведь параллель проведена с плакатной очевидностью! Или это и не вопрос вовсе, а самое что ни на есть утверждение — да, и вы такие же. Но какое, однако, лукавое и размашистое обобщение! Провести прямую от падшего да ко всему священству — разве не злонамеренная ложь? И не пошлость, постыдная для любого художника? И как быть с тем священством, что погибало в своих приходах от войн, кон- фликтов и террора? Что гибнет, но не уходит от алтарей сегодня? Зачем далеко ходить, когда есть фильм о том же священстве Павла Лунгина? «Остров» на- зывается, не забыли? Там вера и жива, и животворит! Или Лунгин лжет, а у Звягинцева вся правда? К этому эпизоду главные позвонки левиафана собрались вместе. Это За- кон, Власть, Церковь, а вместе — Государство. Звягинцев скрепил союз церкви и власти неразгибаемым «брачным» кольцом. Мрак, который сгустил в своем фильме Звягинцев, настолько плотен, что брось в него бейсбольную биту — она увязнет в этом мраке, как в гуталине. Но это не весь мрак. Еще мучительнее мрак, который клубится внутри. В филь- ме «Левиафан» Андрея Звягинцева не нашлось ни одного человека — ни одно- го! — который не замарал бы себя сам. Может быть, только Ромка, сын Нико- лая? Фильм настолько амбивалентен, психологически вариативно «грязноват», что раздавались версии: это Ромка и убил мачеху! Будто мало ему быть неволь- ной и беспощадной жертвой «взрослых» грехов! Николай, не просыхая, хлещет водку, он не плохой человек, но на дне бутылки видно его все хуже. Жена давно изменяет с лучшим другом, друг… а друг ли? Подруга жены и «гаишная» гоп- компания — доносчики и стукачи, буднично засадившие одноклассника и соседа в тюрьму. Все — в кишках у морского чудища, как когда-то Иона! Но того Бог пожалел, а на этих жалости у режиссера фильма не нашлось. Есть еще один любопытный эпизод, тоже претендующий на обобщаю- щую метафору. Во время «выезда на пикник» именинник, офицер дорожной службы, предлагает пострелять «под водочку» не по бутылкам, а по портре- там политических вождей. Из тех, что уже «отвисели» свое. Под оживле- ние собравшихся он «перелистывает» портреты, как исторические эпохи. Тут Ленин, Брежнев, Горбачёв, Ельцин… Товарищ по службе «кровожадно» ин- тересуется, нет ли нынешних. На что офицер многообещающе и не без скры- той угрозы отвечает: «А нынешние пусть в кабинетах пока повисят. Их черед еще придет!» Метафора эффектная — палить в прошлое, по сути, в свою жизнь — но Звягинцев понимает, каким чудовищным натурализмом может обернуться этот