Сибирские огни, 2015, № 6

140 ЮРИЙ ЧЕРНОВ ОСОКОРЬ Несчастный «счастливчик Лазарев» Однажды в мой редакционный кабинет на улице Советской заглянули сразу два сибирских классика и друга — Илья Лавров и Владимир Сапожников. — Вот видишь, Юра, — прокомментировал сей факт Сапожников, выстав- ляя бутылочку вина, — на поклон к Шолохову ты ездил на мотоцикле, а теперь к тебе заходят писатели сами, да какие — маститые, солидные. — При послед- них словах он с доброй усмешкой шлепнул по плечу грузного Илью Михайлови- ча, еще пыхтевшего после подъема на второй этаж. Мы заперлись на ключ, выпили за встречу, и разговор сам собой скатился на одну из крамольных, «кухонных» тем: писательской несвободы, разоренного крестьянства, ущемленного — в интернациональном Союзе! — положения рус- ских. Проблемы эти — больные, свербящие, как занозы и язвы, — казались тогда безысходными, заложническими в условиях титанической схватки двух глобальных социальных систем. — Куда вы, диссиденты, суетесь? — урезонивал нас «голубь» Илья Михайлович. — Вы песчинки между жерновами: Америкой и Советским Со- юзом! Сотрут вас в пыль! — Такая пыль кое-кому глаза и протрет! — парировали мы, «ястребы», а в сущности те же «голуби», только ворчливые — по углам. Сразу оговорюсь: по-моему, честный человек, особенно писатель, не мог и не может не быть диссидентом — ни тогда, в застойные советские годы, ни тем более теперь — в пору воровского олигархата «в законе». Но и диссиденты дис- сидентам рознь. Одни по поводу недостатков в обществе злорадствуют, разду- вают их масштаб, копаются со скальпелем в старых ранах и готовы, как бывало в советское время, этот негатив, особенно в художественной упаковке, прода- вать — врагу. Для других тот же негатив — отеческая боль, жгучее желание его устранить, извлечь уроки на будущее. У Владимира Константиновича, как я узнал позже, были и свои личные счеты с советской властью. Семью Сапожниковых — в селе Клочки Алтайского края — летом двадцать девятого раскулачили под корень. Мать шестилетнего Володи отправили на три года на Сахалин, отца осудили по печально известной 58-й статье, а их многочисленных родственников, отправленных в Нарым на барже, по « чьей-то злой воле высадили на обской песчаный остров, и все они той же зимой на том голом острове нашли покой» (В. Сапожников, «Распятие с бриллиантами»). Едва не погиб тогда и сам временно осиротев- ший Володя, а позже, будучи студентом Тюменского пединститута, был осужден «тройкой» за правдивую фразу о культе личности (в своем дневнике) на 10 лет лагерей и пять лет поражения в правах… В том памятном мне споре между Лавровым и Сапожниковым Илья Ми- хайлович в защиту советской власти вспомнил, что она впервые « дала кухарке кусок хлеба и грамоту дала». «Ага, а эта кухарка, — язвительно продолжил мысль товарища Владимир Константинович, — потом родит сына, скорее всего безродного, который и потянет тебя за бороду». Теперь понятно, какой подтекст маячил у него за этой фразой. По-разному носили в себе люди творческих профессий клеймо репрессий, по-разному оценивали их природу. Размышлениями на эту тему пронизаны