Сибирские огни, 2015, № 6

111 ДМИТРИЙ РОМАНОВ ТЕПЛОРОД к солнцу. Просят прекратить испепелять все живущее, складывают они ладони-лепестки в жесте мольбы. Ламентируют листья и тугие грозди ма- нифестацией родовых мук, искушенных смертью на вечное продолжение самих себя. Мистериум тремендум или простое смирение?.. Колесо тянет кожаный ремень в приводе иглы. Стежок за стежком сшивает оно материю. Еще выше — пустота. А из той пустоты глядит на меня лик прабаб- ки, обрамленный синим звездным платком. Жизни ей было восемьдесят семь лет. Что там — революция, граж- данка, кулаки… А отец — батюшка из беглопоповцев. Великая война оставила без мужа: пропал без вести. В две тысячи восьмом нашли в Сети, что захоронен, мол, в братской могиле близ Кракова. Дед ездил. Было и красное колесо, и колхозные грабли, и совхозные вилы, и еще четверо детей. Да, в общем, что… Обо всем понаписано, порассказано, снято — сами знаете, у своих и спр о сите. Помяните. Из деревни ее увезли в квартиру дедовой сестры — отходить. Ког- да навещали, сказала: «Простите». И на следующий день отошла. В тот день я поймал первую в своей жизни щуку в пожарном пруду. Фотография: на фоне тазов с мытыми стопками, в растянутых тре- нировочных, голова выгорела, худые черные локти, и с мистериум тремен- дум держу рыбину. Неглубоко под жабры, чтоб не уколоться. Кило восемьсот. Зубищи, что у твоего бобика. На всех трех поминках отсидел с интересом. Рис, мед, кутья, компот — хоть залейся… Как бабушка рассмеялась, когда плакальщица пере- путала слова в «Вечной памяти». Все зеркала в доме завесили, и над кроватью усопшей картина с тру- бящим ангелом. — Ба, а что это за труба? — А вот верят, что наступит день, когда все умершие, которые нам дороги, придут в виде ангелов. Их надо поэтому поминать и никогда не говорить о них плохо. — А что будет с теми, о ком никто вспоминать не будет? Бабушка поправляет скошенную рамку. — Не знаю. Злодеи, значит… чего им у нас делать? — Они призраками станут, да? Будут нас пугать? — Нет никаких призраков. Телевизора нагляделся. — Нет, мне дед Саша говорил, что есть. —Есть… там что угодно скажут. Уроки надо учить, а не по сторонам разевать. Она рассердилась и выпроводила меня из комнаты. Икона осталась. Но, когда в зале все снова налегли на белую, я вер- нулся, чтобы рассмотреть ангела. — Дед, а почему вот так выходит: ангелы вроде как люди, а крылья им рисуют птичьи, с перьями. Я читал про самолеты, и там вот писали про подъемную силу. Что ветер должен крылья обдувать, и как бы… Он долго щурится из-под берета.