Сибирские огни, 2015, № 6

109 ДМИТРИЙ РОМАНОВ ТЕПЛОРОД Смотреть на медного было трудно, и черные его зрачки пустели зве- риным холодом. Хотя двое его товарищей продолжали кривить улыбку где-то на периферии, но сам он занял центральное место. — Ты служил? Женщина, сидевшая рядом, заерзала. — Не, учусь. —А чего тут забыл? —Медный повел плечами и поднес лицо ближе. — Да вот… Подкопить мальца… — голос его треснул, будто у по- павшегося в самоволке. — Слышь чего. —Медный перешел на хриплый шепот. — Тебе еще пушок растить. А то по шрамам не растет. Он почесал стянутый от уха до подбородка бугор, и там действитель- но не серебрилось. — Ты нам песни-то не глуши, слышь! — Хорош, Сань. — На его матроску опустилась рука. Медный и глазом не мигнул, но замолчал. — Ну и как, много насобирал, патлатый? — спросил служивый с пустым, перевязанным в узел рукавом. Он мотнул подбородком на гитарный кофр, и Тёма помрачнел: из расстегнутого зева предательски посматривали бумажки. Екнула мысль о возможной расплате, и он ей не поверил. Он сжал челюсти и распахнул чехол. — Ого, — однорукий присвистнул, — хорошо поешь, патлатый! Даже медный убрал свои сверла и томительно уставился в окно. Они сидели молча и не глядели друг на друга. — Пломбир, рожок, пиво, вода, семечки!.. Осторожно, двери за- крываются… С хмельным душком трое в беретах вышли в тамбур, и Тёма даже не сразу это заметил. Переждав дрожь в руках, он зачехлил инструмент и решил взять перерыв. А через неделю снова появился в головном там- буре, снова закинул ремень на плечо, и когда под лязг железа проверял строй, знакомый сиплый голос подошел со спины. — Вот он, пропащая душа. Перед ним стояли трое в беретах. И в этот момент он смирился со всем прошлым и будущим. — Думали, сдался. А нашли мы твою песенку, слышь чего. Это было обычное утро, когда рабочий класс привычно затирает ме- ста в сонном вагоне, засыпая и рассыпая колоды дураков, щурится на лучи или следит за каплями по стеклу, когда травят байки или бают о травле и встают по щебню высокие тени сосен и заводских труб. Трое в беретах вытолкали патлатого в вагон и, положив ему на вислое плечо руку, крепко и сипло грянули: — На хрена нам война, пошла она на! Тёма, перебирая три немудреных аккорда, успокоенно кивнул сам себе: — Да я ж говорю — выживет музыка.