Сибирские огни, 2015, № 6

101 ДМИТРИЙ РОМАНОВ ТЕПЛОРОД — Ну проходи, чего мерзнешь! Ща мы для затравочки-то… давай ковш… иди садись, Митька. Возносят ковш на длинной, в лохмотьях, ручке. В нем трясется кипя- ток, и сучковатая рука уже тычет им в адскую пасть. Я забираю послед- нее дыхание — больше его не будет, все отнял красный великан. И пры- гаю впритирку к деревянной стене, к полатям, навстречу чьим-то рукам. Меня подхватывают, и уже воет в ухо драконова пасть. Я не закрываю глаз и краем заглядываю в ничто — и там ничего нет. А через миг оттуда вырывается свист, и все ему рады. Их лица сводит мука, оскалы ярче, вены толще, и две руки сажают меня в безопасный угол внизу. С потолка черный человек летит на двух пылающих вениках, осыпая чужие жилы брызгами. Ничего я не помню, кроме… — Дедушка, а почему у дяди сиси? Беломясый Савелий, смущенный, уходит в другой конец раздевалки. За свекольными щеками его раскосое лицо ничего не выражает. Хлопая полотенцами, смеются мужики, из трехлитровой банки сливают в ковшик квас. А что до мира насекомых… Баня — это дыхание. Она распаривает. Дух распирает, как дверь. Выстроили собственную, с просторным пред- банником, где, лежа на скамье, я подолгу мог наблюдать кап е ль конден- сата с полотка. Ядро тепла в сугробах трескучей ночи. Раз в глухозимье у лампы со стены затрепетала тень. Совершенным чудом отогрелась бабоч- ка, с осени, должно быть, дремавшая где-нибудь в углу. Согретые крылья вынесли крапивницу на порог. Она то и дело мелькала рядом, появлялась и исчезала из поля моего зрения. Собравшись пропахать горячим телом снег, я отворил дверь на улицу, и мороз по ту сторону потянул теплый воз- дух из бани. На волне этой тяги вынесло за дверь и маленькую психею. Она взяла бойкий разлет на свободу, к звездному небу. И там летнее дитя попало на иглы колючих звезд. Не душная, не вишневая ночь позвала ее — но мертвый январь. Птица Имя легкое тает, оставляя образ в тенистой листве — высокий лоб и каре песочных волос. Время — песок, звук рассыпается в шуме имен. Повторения раз за разом отдаляют вещь от ее названия, и лист уже не зеленая, остро пахнущая прядь куста, но белый и прямой — плоский му- равейник букв. Ее высокий ясный лоб — бурый след молочных зубов в неспелом яблоке. Высокие скулы бархатисты красным боком. Маленький плод в тенистой листве. Коленки и локти в побелке со ствола — от вредоносных насекомых. Деревья стоят в белых чулках, и в похотливых усиках садо- вой земляники шевелится ручей, гудит насос, и над колодцем вторит ему шмель.