Сибирские огни, № 6, 2014

ВАЛЕРИЯ ИВАНОВА. НЕБО НАД ДВОРАМИ перроне сидел, только подавали плохо, больно вид страшный. Успел ли икону продать — поди узнай. Пэлма только, будто нашептал кто, дождалась в проулке, схватила за рукав: — Можно ли из-за доски человека увечить?! — Не доска — икона! — вскинулась Сахарова. — Горе — оно, родная, от имен... — вздохнула бурятка. — Будем в раю — станем безымянными, только так. А сестра Сахарову прокляла, тридцать лет проклятье несла, как невызрев­ шее яйцо, и пришел бы срок прощенья, да не сладилось — умерла. И Сахарова бы умерла, да кто ж даст. И кофта нарядная, с розами и радугами, на полу, и топор в березе увяз, и бросить бы все, и вырвать кушак из блузы, тот, в розах и радугах, в петлю свернуть, и — кончено. * * * Глухо, ни свечи, ни искры, луна в закатных жилах, как невызревшее яйцо в крови. Яйца Пэлма ложкой из убиенных кур таскает, пришептывает корот­ ко и за баню бросает. Кто их после оттуда крадет, коты или вороны — никто не видел, а другое приметили: как у Пэлмы куриная похлебка на столе, так какая-нибудь баба несушки не досчитается. Баба помалкивает, а время подой­ дет — пора колыбель к балке подвешивать. Роды легкие, младенец ладный, как ложкой вынули — ни беды, ни боли. Пэлма тогда сядет у окна, раскурит трубку, посидит — и спать идет. Пораньше, до луны. Спит Пэлма, а из-за бани, из полыни, куриный желток всплывает, в закатных жилах, как в родильной крови, и свету тогда над поселком — до утра. А под той луной в палисаднике плачет старуха, слез наружу не выпуская, глотая влагу, как сухая береза под окном. И вот полегчало, и проще стало быть здесь, на земле, под небом, не глубже, не выше, а посередке, как будто кто-то, смерти не дожидаясь, грехи и заслуги исчислил и решил, что жить — дозволено. Плачет старуха, а серебряный рубль, качнувшись, опрокидывается в поле, никем не встреченный, гаснет рассвет, чтоб к вечеру, звякнув, лечь в мерзлую миску безногого. На воровских ногах воровское счастье возвращается в поля, обходя стороной спящих праведников, храня удачу, за рубль купленную. И все при своих. Ж У РД ЕН И Л Е В Е Н Г У К Дарья взгромоздилась на кровать, капая апельсином на простыни, вгляде­ лась в сонных нас. — Вас погубит мрачность. Вы всегда недовольны, а надо улыбаться жиз­ ни, и тогда ей, заразе, деваться будет некуда, и она, зараза, улыбнется вам в ответ. Мы прониклись и надели сапоги, надели свитера и пальто, и теплую ма­ шину тоже надели, и поехали в город, и накупили Дарье летних платьев, веря в лучшее и улыбаясь. Бонусом взяли отличный микроскоп фирмы «Левенгук» и комплект приборных стекол. — Чтоб остаток на карте разглядывать, — оптимистично пошутил М., стараясь скрыть нервный тик. Платья брошены в кучу, главное событие — микроскоп. Ольхонский пе­ сок в нем видится россыпью драгоценных камней, даже краше, чем коллек­ ция деда-геолога. М. и Дарья толкаются локтями над фиолетовым корпусом «Левенгука», а я вспоминаю свою тридцатипятилетней давности ангину. Мне шесть, вот диван, вот книга. Не помню ни автора, ни названия, но там, на