Сибирские огни, № 6, 2014
зина. Ясноглазая старуха ела гнилую грушу. Супружеская пара позади меня громко завела нелепый, совершенно неуместный разговор о незадеклариро ванной шубе. Как много надо энергии, размышлял я, чтобы вот так всем вместе под няться в воздух, но гораздо больше требуется, чтобы выжечь одну-единствен- ную неверную идею из головы ближнего. Знаете, все это занимает много времени. Так много, что даже халява пере стает радовать. Растрачивается ярость дней. Одна надежда была — на деда-первородителя, на его промысл о роде и железный нрав... При виде нас он начал слезать с беленой печи, пытаясь вспомнить не оспоримые факты, но вспоминал только песни, и недоуменно слезились его круглые желтые глаза на маленькой черной морщинистой роже. Что там было? Земляной пол, лопухи за негерметичным оконцем. Звез ды на липкой скатерти. Дед обоссался в полосатые штаны. Гудела муха, как одинокая эмоция, отторгнутая сознанием. На стене висели чьи-то рога, па тронташ времен войны в Заливе и портрет советского космонавта с лицом, покрытым щетиной до самых глаз. Хлопья сажи на потолке шевелились от сквозняка. Вокруг застыла родня. Кости кур, коров, кошек. Менялась луна. Когда деду не наливали, он ревел, проклиная: «Твари шер стяные, черти косматые! Зарежу ножницами!» — обещал навести на нас лишай и сыграть в такие прятки, что никто нас не найдет, а если найдет, то в яме под листвой. А когда наливали, блеял: «Кровинушки мои!» — и тискал маленьких девочек, доставал для них горькие леденцы из своего волосатого кармана. Это был его последний перформанс. Нашу миссию признали ошибоч ной и даже вредной: там ничего не изменилось — поляне и древляне, ра димичи и вятичи по-прежнему делили, воюя, территории вдоль рек; не из менилось и здесь. Мы подсуетились, через серого нотариуса по фамилии Олдувайский оформили дом деда на одну из наших узколицых женщин, затем выгодно про дали через черного риэлтора по фамилии Аббевильский, всю ночь празднова ли, а с первым проблеском солнца дед сам собой помер — настолько удачно, насколько вообще позволяет местная традиция. Спустя три дня засунули мы деда в пододеяльник и кремировали за околи цей на большом костре, договорившись о том в муниципалитете. Поднялся к робким вечерним звездам огонь, завоняло паленой шерстью и мясом, многие фальшиво зарыдали, а я стоял такой спокойный и злой. СЛАВА ЧЕРНОМУ КОЗЛУ! У меня есть брат по вере, который не знает, что все его любовницы умер ли. Пойдем, Николай, говорю ему, послужим Сатане в нашей маленькой церк ви. А он отвечает: — Не могу, надо заказать подарки для моих шлюх, скоро 8 марта. А бабы его давно в земле. Если бы Николай чаще молился перед головой Черного Козла, он не был бы так слеп. Сатана протягивает нам руку дружбы, не требуя ничего взамен, кроме трезвости, воздержания от духовной сивухи. Но все наши соседи по бараку теперь имеют на вооружении личного Хри ста. Скопище этих иисусов — подобно мертвым любовницам Николая. Терра котовая армия изнуренной любви. Наша церковь в заброшенном морге, а морг переехал в более удобное, большое и светлое здание. 67 ОЛЕГ ЗОБЕРН. ДВА РАССКАЗА
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2