Сибирские огни, № 6, 2014
Есть люди с абсолютным музыкальным слухом. Сафо Бог даровал слух на слова. И когда их коверкали, она испытывала нечто вроде боли, подобно музыканту, слышащему звуковую фальшь. Помимо раздражения от постоян ного копания в чужих словесных грудах, ее одолевало чувство собственной вины. Как в детстве. Только теперь оно было заслуженным. Она старалась все успеть и безупречно выполнять свои обязанности — семейные и дело вые, но пренебрегала главным, ради чего пришла в этот подлунный мир. И чувствовала трепет, как солдат, который уклоняется от исполнения воинско го долга. Однажды по просьбе бывшего сокурсника, давно оставившего филосо фию, Сафо перевела с английского незамысловатый детектив. Вообще, этот сокурсник двигал по стране железнодорожные составы то ли с металлом, то ли с лесом с помощью сотового телефона, который был тогда невиданной игруш кой; но между делом издавал переводные детективы. Книжка дала доход, он заплатил ей щедрый гонорар и пригласил их с мужем в гости на 8 Марта. Они пришли в только что сданную, с иголочки обставленную квартиру. Там новым было все — от мебели и дверных ручек до книг с нетронутыми переплетами и комнатных растений. Среди гостей преобладали целеустрем ленные мужчины, квадратные шкафы в двустворчатых костюмах, и женщины, ухоженные, как садовые цветы. Хозяин, когда-то увлекавшийся античной философией, перефразировал высказывание Протагора: — Для мужчины мера всех вещей — женщина. Пью за прекрасных дам! Сафо подумала тогда, что не могла бы искренне ответить тем же. Сказать, что для нее мужчина — мера всех вещей. В этой гостиной с имитацией камина взгляд ее притягивали стены, окле енные белыми обоями. Будь у нее такие стены, она писала бы на них слова. И здесь, в чужой квартире она боролась с искушением взять карандаш, а еще лучше — черный уголек из мнимого камина, и густо испещрить их письме нами. С тех пор ей стали всюду мерещиться пустые белые страницы: будь то за снеженные прямоугольники газонов, белые простыни, которые она стелила на супружеское ложе, или оплавившийся снежный наст, приобретавший в марге яркость лощеного листа. Однажды ее издательство благополучно развалилось, и ей больше не нуж но было торопиться на работу к девяти. Взяв символический расчет и трудо вую книжку, в сырой весенний день она брела домой пешком. Вдоль трогуара на земле еще держался снег — заветренные серые страницы. Скоро они ство рожатся, исчезнут без следа. А ведь она так и не оставила на них ни слова. 4. Лишь иапоси следы Прошло полгода. Сафо решила сменить профессию — стать психотера певтом. Она немного подучилась и завела немногочисленную практику среди своих знакомых, ценивших ее умение служить экраном, на который можно проецировать свои проблемы. Однажды близкая подруга послала к ней мужа — в надежде излечить от новой мании: он проводил у монитора чуть ли не сутки напролет, почти не спал, отказывался от прогулок и даже от еды. Андрей опаздывал. Она ждала его, остановившись у окна. Шел к вечеру бессолнечный, как бы не осуществившийся за светлый про межуток день. Деревья в сквере облетели, и листья замерли на ссохшейся зем ле. Никто не любит эти дни, глухой коричневый пейзаж. А ей было в осенних сумерках легко: можно побыть собой, рассеянной и зыбкой, как моросящий из пепельного неба свет, и уклониться от неотложных требований дня, высвечи вающихся в голове, как текст неоновой рекламы. ЕЛЕНА ЗАБЕЛИНА. ТУДА И ОБРАТНО
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2