Сибирские огни, № 6, 2014

Сел за стол и вспомнил вдруг Джанки. Откуда выплыли ее лицо и фи­ гура? Забытое ощущение трепета перед встречей с неизведанным пронзило его. Тело его дрожало, и нетерпение разрывало душу. Томление и нетерпение, будто снова он мальчик, и вокруг так много всего чистого... И где-то в страшной глубине памяти таял, как фруктовое мороженое дет­ ства, пронзительно чистый голос Джанки, и никак не мог растаять, наполняя ледяной прозрачностью, от которой все сильнее и сильнее продирал озноб. Василий почувствовал страшную слабость, в сердце что-то журчало, и из него будто выдергивали нити. Вены позеленели, точно по ним побежала тополиная кровь. Холодный пот покрыл его с головы до ног; глянул в зеркало — бледный как смерть. Без стука зашел Семёнов. — Ну и что пишет матушка? — спросил он. И тут вслед за ним в комнату зашла, грациозно изгибая тело, хвостом рисуя знак вопроса, черная кошка. Она села у ног Василия и уставилась ему в глаза. В зубах она держала конверт с черной каемкой. Василий вздрогнул, его пронзила тоска, как от взгляда матери, в котором он всегда видел вопрос, на который так и не нашел ответа. Он взял письмо, распечатал, взглянул на расплывающиеся строки и, по­ ложив руки на стол, опустил на них голову, которую, знал, больше не поднять. И не больно, а сладко было ощущать, как сердце расползается, словно ветошь. Потом, мама, отвечу... После...