Сибирские огни, № 6, 2014
А на пятый день, вернувшись с двухдневной рыбалки, с десятком судач ков, он и вовсе не открывал рта. Пил чай или квас, тяжело кивал головой, то и дело бегал в туалет. Ольга Ивановна вздыхала, но не лезла с расспросами. А уже перед сном, оклемавшись малехо, сын начинал шутить, совсем не смешно, о том, как его угощали «заливной говядиной из мяса курицы» и петровской водкой москов ского розлива. После этого дни неслись под уклон, чем ближе к расставанию, тем боль ше дергались оба, тем больше таилось внутри обид, не спрошенных вопросов, не произнесенных ответов. Разлука приближалась и, как пресс, выдавливала из оставшихся дней горечь и раздражение. За несколько дней до конца отпуска Ольга Ивановна брала сына, что на зывается, за горло, доводя его вечными вопросами до белого каления. Тихая квартирка взрывалась ожесточенным скандалом, после которого казалось, что все покрыто пеплом. В конце концов, наступал последний день, и оба с облегчением, болью сердца и неутоленной жаждой общения расстава лись на год, на два, как бог даст. 3. В последний приезд Василий не сообщил матери точную дату, сказал — по весне, и она готовилась к встрече каждый день два с половиной месяца. Каждый звонок пугал и радовал ее, она металась, запинаясь о тряпку, между телефоном и входной дверью. Сколько продуктов извела, так как одной их было не съесть, да и не хотелось. 4. В аэропорту Василий сел в такси и через полчаса был возле дома. В окне те же беленькие занавески, тот же гигантский кактус, похожий на крокодила. Завернув за угол и пройдя под вторым окном комнаты и окном кухни, уловил родной запах дома, который у него, оказывается, был, есть и останется вовеки. С кухни донеслись слабые звуки копошения. Он взлетел по лестнице на второй этаж, не обращая внимания на сорван ную с петли подъездную дверь, на запах мочи под лестницей, утыканный го релыми спичками потолок, с замиранием сердца нажал на кнопку звонка и с этого момента время приобрело совершенно иной размер, ритм, смысл. Каж дая секунда тянулась вечность, несла с собою вечность и забирала ее из души. Сколько раз он пережил это мгновение! Звук звонка он отличил бы от со тен тысяч других таких же звонков, сердце колотилось все сильнее и сильнее, пока не открывалась дверь и на пороге не появлялась мать, с каждым разом все меньше и меньше ростом, все прозрачнее и прозрачнее. Дверь открылась. Маленькая старушка протягивала к нему руки. Она без звучно плакала, слезы текли по щекам. Он наклонился к ней, ощутив присут ствие смерти, осторожно обнял ее, она легкими руками стала гладить его по голове и причитать. Зашли в комнату. Василий не мог отвести глаз от ее редких седых волос, бесцветно-голубых глаз, бледной кожи рук и лица. Хотел сказать: «Ты хорошо выглядишь, мама», — и не смог. На буфете рядом с его фотографией была новая: группа преподавателей и сотрудников на фоне института. Он спросил: — Недавно фотографировалась? — Да, на 9 Мая. Участники войны, кто еще живой. Он стал выискивать ее среди старичков и старушек с орденами и медаля ми — и не нашел. — А ты не ходила? ВИОРЕЛЬ ЛОМОВ. КОШКА ЧЕРНАЯ С ТОПОЛЯ ЗЕЛЕНОГО
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2