Сибирские огни, № 6, 2014
США «в год покупают книг и газет на 29 548 миллионов долларов» — «первое место в мире!», слишком вопиющ, чтобы оставить равнодушными жителей когда- то «самой читающей страны в мире». И уж несомненно, что сумасшедшая версия биолога М. Голубовского, по которой в гипотетический «шекспировский коллек тив» авторов, якобы стоявших за реаль ным и бесталанным В. Шекспиром, вошел Лжедмитрий, еще до своих российских «подвигов» написавший самого «Гамле та», многих заставит броситься перечиты вать исторические и литературоведческие книги. Характерно, что этот весьма креатив ный биолог поделился своим «открыти ем» именно с Д. Граниным, являющимся далеко не кабинетным писателем, и что большинство записей книги сделано по следам встреч, бесед, переписки с людь ми известными и не очень, но которым есть чем поделиться. Так, мнение, что при Хрущеве «десятки ракет стратегического назначения изготавливали из фанеры» он приводит со слов Ю. Афанасьева, а когда «разговорился с Дорой Абрамовной Ла- зуркиной», отсидевшей 17 лет в гулагов- ских лагерях, то узнал, что она не хочет судиться с оставшимися в живых палача ми, чтобы не «пострадал авторитет нашей (коммунистической) партии». «Немецкие друзья» писателя поведали «несколько забавных рассказов про русских» и о рус ской душе, открытой, разбойной, но всег да трогательной, даже в грабеже (сняв в 1945 г. часы с обычного немца, советский солдат «пожалел» его, но часы не вернул). Оценит читатель и диалог в письмах авто ра с академиком-атеистом В. Гинзбургом, где писатель резонно спрашивает: «Куда ведет эта гонка науки?» — и отвечает: «Человечество не испытывает недостатка в знаниях, оно испытывает недостаток до броты». В отношении Сталина Д. Гранин испытывает чувства самые недобрые, ста вя его на одну доску с Гитлером и считая, что его «надо было казнить». Немало тако му антисталинизму и репутации «либера ла» содействовала и «Блокадная книга» в соавторстве с А. Адамовичем, состоящая из записей устных рассказов «блокадни ков». Но, независимо от происхождения этих записей, устного или книжного, днев никового, главный предмет размышлений автора — человек, который, как выписы вает Д. Гранин из Гераклита, «смертное божество, а боги •— бессмертные люди», и который «имеет право считать себя необ ходимостью истории». Потому он и пишет о том, что волнует всех, что «дает возмож ность каждому читателю почувствовать себя включенным в большое время», как справедливо утверждает аннотация. В ожидании конца света. Пове сти, рассказы (Серия для библиотек Новосибирской области «Сибирская проза. Век двадцатый — век двадцать первый»). Том 19. — Новосибирск: РИД «Новосибирск», 2013. Говоря языком нынешних скороспе лых лит. терминов, это «другая проза», но не «чернушников» В. Ерофеева, В. Соро кина или Л. Петрушевской из позднесо ветского андеграунда, а из безыскусной и вечно девственной провинции. Она тоже радикальна, но по-своему: столичных мод и фасонов не признает, предпочитая кро ить свои произведения по собственным лекалам, пусть и не таким щегольским. Еще лучше — вообще без лекал, со сто процентной ясностью сюжета, персона жей, идеи и, конечно, не без графомании. В повести Н. Волокитина «Чужая жена» яснее не бывает: покалеченному взрывом на шахте молодому горняку красивая и молодая «соломенная вдова» возвраща ет к жизни не только тело, но и душу, до сих пор не знавшую любви. И, словно не замечая расхожести этого «мирового сюжета», автор завершает свое произве дение сценой знакомства своего героя с матерью и дочерью своей спасительни цы, которую можно назвать сусальной и благостной, но и единственно возможной в том нетронутом цивилизацией мире по вести. Герои романа В. Царицына «Касат ка и кит» вроде бы и городские, и успеш ные, и в любви объясняются по е-мэйлу, но душой совсем не городские. Характер ное совпадение: как и у героев предыду щей повести, у Никиты-Кита и Светланы Касаткиной любовь зародилась еще в от рочестве и тоже далеко за городом — на «геодезическом полигоне, у оврага с бе резой за лагерем», и вспыхивает вновь, когда жизнь уже фактически прожита. Здесь автор усиливает мелодраматизм и нездешность своих героев до такой ска зочности (морская символика кита и ка сатки, «разговоры» с океаном), которая кажется приторной, включая трагический исход их любви. Попытки придать своим героям реалистичность рассыпаются пе ред любовным пафосом и лексиконом их
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2