Сибирские огни, № 6, 2014

Вскоре из Москвы я получил небольшое теплое письмо от Слуцкого. Он, в частности, писал: «Ваши стихи я передал в журналы “Пионер” и “Знамя”, в последнем журнале шансов мало. Будете в Москве — заходите!» В девятом номере журнала «Пионер» за 1970 год была напечатана моя подборка. Раньше, по молодости лет, мне казалось, что талантливость таких поэтов, как Борис Слуцкий — неоспорима. Талант — это акси­ ома. Но в жизни оказывается всё сложнее... И отношение к поэзии Слуцкого никогда не было однозначным. Кого-то притягивали его мудрое видение мира, неброское своеобразие его неспешных строк. Кто-то упрекал поэта в прозаизме, приземленности, кому-то не хва­ тало внешнего лоска и эффектности. Такова судьба всего, что выходит за рамки при­ вычного, ординарного. И эти оценки уже не столько характеризуют самого поэта, сколько тех, кому они принадлежат. В связи с этим вспоминается совеща­ ние молодых литераторов, которое прохо­ дило в конце шестидесятых годов в Воро­ неже. Среди московских гостей-руководи- телей был Марк Соболь. В последний день совещания подвы­ пивший Марк Соболь распространялся перед нами о том, что конкуренции он не боится, что у него есть свои поэтические угодья. Развивая мысль, что не всегда попу­ лярность пропорциональна таланту, Марк Соболь буквально заявил следующее: «То­ варищи! Все мы отлично знаем, что Борис Слуцкий — не поэт!» Я был ошеломлен. Мне хотелось воз­ разить московскому гостю, но я постеснял­ ся прерывать вдохновенное выступление самодовольного мэтра. О вкусах спорить глупо. Но все же я не сомневаюсь в том, что Борис Слуцкий — большой поэт. Его вклад в современную поэзию отрицать нельзя. А для истории совершенно не важно, кто там маленький копошится у подножья глыбы, пытаясь ут­ вердиться в этой суетной жизни. И совершенно очевидно, что русская поэзия даже не заметила: был ли в ней Марк Соболь или не был. В 1974 году мне удалось вырваться в Москву. Кажется, это было осенью. Позво­ нил Слуцкому. Он предложил мне: — Сегодня у меня занятия с молодыми поэтами, приходите, вам будет интересно. Узнав адрес, я попрощался. Занятия Слуцкий проводил, если я не ошибаюсь, в каком-то Доме политпросвещения. Собра­ лось человек сорок. Слуцкий представил меня. Я коротко рассказал о себе и прочи­ тал стихотворений десять. Мнения раздели­ лись. Пришлось услышать и добрые слова, и столкнуться с резкими нападками в свой адрес. Выступали и другие стихотворцы. — Кто вам понравился из выступав­ ших? — спросил у меня Слуцкий, когда мы с ним шли по улице после этой литвстречи. — Честно говоря, никто. То, что я слы­ шал сегодня, это, по-моему, далеко не луч­ шие отголоски прошлого века. Вам, очевид­ но, их стихи тоже чужды, в них совсем не чувствуется пульс сегодняшнего дня. — Мои ученики, с которыми я занима­ юсь, нравятся мне тем, что они не похожи на меня, — ответил Слуцкий. Расстались совершенно неожиданно. Вынув из кармана пять рублей и размахивая ими, он остановил первую попавшуюся легко­ вую машину. Частник любезно открыл дверь. В то время пять рублей еще что-то значили. Мы попрощались, и Борис Слуцкий уехал. Примерно спустя год, неожиданно для себя, я получил из Москвы бандероль. Поэт прислал мне свой новый сборник «Прод­ ленный полдень». Автограф был очень краток: «Анатолию Нестерову— дружески. Борис Слуцкий». В ответном письме я поблагодарил его за книжку и послал несколько своих новых стихотворений. Вскоре из Москвы пришло письмо: «Дорогой Толя! Получил Ваше письмо и сердечные стихи. Мне больше всего показа­ лись стихотворения “В небе туча серая” и “Ах, вино взбодрило кровь”. Впрочем, это песня, хорошая песня. “Рассказ рабочего” — недо­ думан, неглубок. Единственное в нашей про­ фессии спасение и исцеление — работа. Же­ лательно— ежедневно. Ваш Борис Слуцкий». После этого письма я еще раза три в разные годы был в Москве. Звонил каждый раз Слуцкому домой, но каждый раз, может быть, стечение обстоятельств, телефон не отвечал. Позднее от знакомого столичного литератора узнал, что Слуцкий очень тяже­ ло переживал смерть жены, вскоре серьез­ но заболел и сам. Стихи писать перестал, начисто потерял рифму. Детей у Слуцких не было. Одному, больному, жить стало, очевидно, невмоготу, он уехал к брату в Тулу, где и скончался 22 февраля 1986 года. ... И теперь, когда я бываю в столице, мне так и хочется набрать знакомый номер 1-55-00-00. Я знаю, сейчас ответит телефо­ нистка. «Дайте, пожалуйста, добавочный 2-48», — попрошу я. Трудно поверить, что на другом конце провода уже больше никогда не услышу не­ много суровый, но всегда доброжелатель­ ный голос поэта Бориса Слуцкого: — Здравствуйте, Толя.