Сибирские огни, № 6, 2014

ВАЛЕРИЯ ИВАНОВА. НЕБО НАД ДВОРАМИ Мать моя, идя из роддома по улице Бограда, думала так: бог рад — хо­ рошее название, годится для улицы, и для памяти хорошо, пускай люди хотя бы в этом городе не забывают — было и здесь такое время, когда бог, глядя на них, радовался. Она дошла до угла, свернула на Бытовую. Ангара за спиной вставала на дыбы и исходила паром; ноябрь, как бомж, мелся рядом, сырой, несвежий, и откупиться бы мелочью, да карман пустой. Мать почти бежала, и кто бы стал догонять женщину в вытертом пальто, с казенным свертком в руках, и рас­ сказывать ей, дрожащей, про Якова Бограда, расстрелянного в девятнадцатом году белогвардейцами, пропагандиста, с революционной осени семнадцатого по август восемнадцатого, когда Центросибирь прекратила существование на станции Урульга, кричавшего в народ, в самую его гущу, что бога нет, и надо бы, братцы, поднатужиться самим, тогда и выстроим жизнь новую, такую, ко­ торой и сам бог, когда б он был, обрадовался. Мать бежала, крупа поземки путалась под ногами. Казенное клетчатое одеяло в штампах роддома промокло, материным пальцам стало горячо и тут же — холодно до ломоты. Сверток завозился, кряхтенье сменил плач, и она бе­ жала, огибая капканы улиц, тупиков и переулков, к остановке. Автобус номер девять «Центральный рынок — Радищева», красно-белый ЛиАЗ, дождался на углу, подхватил, в кашле пневматики схлопнулись двери, отрезав мать от пере­ шедшей в метель взбесившейся поземки. Козырек остановки уходил в даль, в ранний ноябрьский мрак, и там на ледяной скамейке стыла старуха в чер­ ном, с нездешней прямотой спины, достаточной, чтоб помнить жизнь, какой та была до Бограда, помнить церковь, заложенную в одна тысяча семьсот со­ рок первом году на деньги купца Глазунова. Церковь выстроили из камня вза­ мен прежней, деревянной, и назвали Чудотворской во имя великоустюжских чудотворцев, святых Прокопия и Иоанна. Церковь дала имя улице, и вплоть до двадцатого года века двадцатого было оно неприкосновенно, пока третьего ноября постановлением номер пять исполкома Иркутского горсовета рабочих и красноармейских депутатов улица не оказалась переименована в Бограда. И как знать, может, тогда был совсем такой же ноябрь, с метелью и мраком, с встающей на дыбы и исходящей паром Ангарой, как знать... Старуха стыла на скамье, автобус, сам о себе не зная, пригородный он или городской, тянулся в гору к предместью, и я засыпала, отыскав под казенными штампами Бограда крохи Чудотворского тепла, и не поручусь, но, может быть, бог был этому рад. Мать тоже дремала, сквозь сон думая, как похожи друг на друга сибир­ ские ноябрь и март. В марте тысяча девятьсот пятидесятого ее саму в таком же одеяле принесла домой мать. Прошла через сени в комнату, распеленала свой новый голодный, двенадцатый уже рот. Кроха проснулась, закряхтела. Мать взяла в углу цинковое корыто, уложила ребенка, вынесла в сени, захлопнув дверь наглухо, села к столу. Младшие притихли. Мать придвинула Верке учеб­ ник — читай! Вера, спотыкаясь и всхлипывая, подчинилась: — «Рукокрылые — плацентарные млекопитающие, насекомоядные. Спо­ собны к полету, могут преодолевать значительные расстояния над морем...» Мать прикрыла глаза, следя полет незримой мыши. Вместо невиданного ею моря — котлован. Котлован полон, от воды пар, в пару тонут башенный кран и берега с арматурой, у мыши под крыльями мозоли с кулак, взмах хлест­ кий, как розга, и луна, пройдя сквозь кожу, теряет свет. — Слюденеет, — шепчет мать. — Слюденеет,— скажет Вера о своих глазах, уходя со слюдфабрики на инвалидность, но это будет позже, через семь лет, а пока в доме холодно, дети притихли за столом, и ребенок в сенях кричит реже, тише, и крик совсем бы