Сибирские огни, 2013, № 3
АНДРЕЙ ЦУНСКИЙ ГОРЯЧАЯ ВОДА — Вот ведь жмодяра, а . То, чего не смогли сделать родители и милиция, сделал Родиончик. Сперва он засунул в выхлопную трубу «Жигулей» кусок турнепса. Самый мощный из нас, Коля Васильев, пал духом: — Теперь эта сука вообще никогда отсюда не уедет Поставит тут табличку: «Не дышать, не пердеть, вытирайте ноги!» — Уедет, — весело хихикал Родиончик. — Обязательно уедет. Деньги есть? — А много надо? — Много, мало... Двадцать копеек. Но сорок— лучше. Сосчитали медь из карманов футбольных штанов: тридцать семь копеек. И у Кольки — железный рубль. Олимпийский. Его было очень жалко. Но Родиончик был неумолим: — Такими рублями на Олимпиаде расплачиваться будешь, когда в сборную возьмут! Давай деньги! Колька был человеком нежадным — и отдал олимпийский рубль, как священ ную жертву во имя родного, а не далекого телевизионного футбола. На этом поле мы сами могли быть Сократесами, Гаринчами, Руммениге и даже Круиффами. иногда. Родиончик повел нас всех в гастроном и купил в бакалейном отделе килограмм крупы «Артек». Продавщица одобрительно закивала: — Правильно — сначала, что мама велела, а уж потом мороженное! И делитесь честно. Но за мороженным никто не пошел. — И что? — спросили Родиончика. Тот ответил с ухмылкой людоеда: — Погодяй малясь! Было светло, но двор опустел, мы оставались в дальней его части и даже не слишком шумели. Когдаждать надоело, мы вспомнили про крупу. Родиончик достал кулек из-под куртки, скорчил рожу почище Савелия Крамарова, артистически покло нился, подошел к красным «Жигулям» и покачал головой, узрев, видимо, что в его плане есть недочеты. После чего открыл поливочный кран и окатил машину водой. — Ага. Ты ему скаты еще подкачай! — крикнул кто-то из нас. Родиончик, не обращая внимания и порхая, как танцор из балета «Спартак», настукивая зубами и одновременно насвистывая «Танец с саблями», начал осыпать мокрую машину крупой. Крупа прилипала, не соскальзывая и не сваливаясь. — И что стоим? Ждем, пока выбежит дяденька профессор и яйца скальпелем отрежет? Без наркоза, не мечтайте! По домам! — полушепотом скомандовал Роди ончик, и мы благоразумно его послушали. Идеально почищенные от всей краски утренними птицами «Жигули» сверкали оцинкованным ведром и привели профессора Гроссмана в полубессознательное состояние. Он поплелся звонить домой. Мы сидели в башне из ящиков и наблюдали. Родиончик резюмировал: — Плейшнера опьянил воздух свободы. Он забыл про красный ц ве ток . Завести машину с турнепсом в заднице тоже не получилось. Ее увозили со двора на буксире. При этом никто не старался даже из вежливости сдержать смех. Профессор был близок к помешательству. Профессора Гроссмана Плейшнером за глаза зовут и сейчас. Все его машины с тех пор какого угодно, но не красного цвета. ЧАЙ «Rain, rain, La-la-la-la-la-la-la.» — печально завывает магнитофон «Весна» на окне у Таньки Лобановой. Она нашего возраста, но мы для нее — никто. Справедли вости ради — она для нас тоже никто. 88
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2