Сибирские огни, 2013, № 3

АНДРЕЙ ЦУНСКИЙ ГОРЯЧАЯ ВОДА Перейти из кабинета в кабинет стало проблемой. Всюду раздавалось радостное: «Инженер!» Мой портфель отнимали, пинали ногами, бросали в окно, а на улице — в лужу. Я вечно получал замечания за внешний вид и грязь в тетрадях и учебниках. Следом за старшими меня начали дразнить младшие. С отчаяния влепил одному, тут же оказался еще и хулиганом, — хор учительниц и завучей завывал: «Языком как хошь, а кулаком не трожь!» Папа обдал презрением— с нормальными не справился, на пацане отыгрался? Молодец среди овец. Назревало... А тут еще, здрасьте вам, несчастная любовь, да в собственном классе. Девчон­ ка, которую я любил, стала звать меня Дрюней. План убийства одного из обидчиков зрел, как помидор в оранжерее, наливаясь красным цветом. Но вышло просто и бескровно, хоть и не совсем, конечно. Я что-то неправильно сделал на уроке труда— не так отпилил или прострогал. Меня оставили после шестого урока переделывать. Все ушли, конечно, посмеиваясь надо мной. Я ковырял проклятую деревяшку, — и тут зашел мой самый главный обидчик, на три года старше меня, самый здоровый и тупой из всех. Под рукой был целый набор мирных и полезных инструментов. Но я нашел им другое применение. Широ­ ко улыбаясь, подошел я к своему врагу и без разговоров влепил ему в лоб киянкой. Вот уж чего он точно не ждал — и сразу отключился, а я как раз вошел во вкус. Разбив ему нос и надавав по морде, я взял табуретку и размахнулся, чтобы довер­ шить задуманное. Табуретка почему-то не хотела опускаться. Ее схватил с другого конца Валерьяныч, учитель физики, зашедший в кабинет труда по какой-то своей надобности. — Поставь табуреточку. Лучше сядь-ка на нее. А я н а другую. Поговорим. Мой недруг на полу что-то замычал, но тут же получил ногой в п а х . от Валерь- яныча! И тот произнес вдруг совсем непедагогичные слова: — Ну что, может, мне выйти и в коридоре подождать? А потом я тебя на улочку снесу. Скажу, что ты упал, неудачно так. Он ведь у вас раз в неделю с лестницы падает, верно? Что же ты разок навернуться не можешь? В виде исключения. Валерьяныч закурил сигарету «Памир» («нищий в горах») прямо в кабинете труда и задушевно произнес: — Л ад н о . С этим, — ткнул он в мою сторону пальцем, — я поговорю. Сегод­ ня. Но ведь это сегодня. Не тронет он тебя и з а в т р а . А насчет послезавтра — ты как? Готов в больничку? В калеки? Или прямо на кладбище, в цветочки-веночки? Мама плакать б у д е т . Или не будет? А что, на венок дам рубль с удовольствием, потому что всех ты уже достал, а без тебя будет хорошо. И не жди, что я тебе врача звать буду. И мамочке жаловаться не рекомендую. Уж кого-кого, а тебя прикончить полгорода мечтает. Мы вышли из кабинета труда. Я ожидал чего угодно, но Валерьяныч вдруг улыбнулся и сказал: — Ну что с тобой делать, а? Даже киянкой с первого раза убить не мож еш ь. Ну и слава богу. В следующий раз, когда захочешь что-нибудь сделать — сосчитай до десяти, ладно? Просто сосчитай. Вдруг придет в голову мысль какая-нибудь? О тюрь­ ме, о маме. Или о том, стоит ли свою жизнь из-за такого ублюдка к псу под хвост пускать . Иди домой. Только теперь мне стало страшно — до меня дошло, чем все могло обернуться. Я еще не раз потом дрался, но в школе так и не научился — нашлось для этого другое время. Но все-таки уже на следующий день, потеряв страх, влепил другому «доброжелателю» в туалете, когда тот был один. И меня как-то все разом перестали допекать. Папа постепенно оставил мысль сделать из меня спортсмена, даже перестал заставлять заниматься плаванием. Для папы, тренера и пловца, это было большим разочарованием. Но что тут поделаешь. 86