Сибирские огни, 2013, № 3

КИМ БАЛКОВ БАЛАЛАЙКА — А ну-ка, Платоша, сбацай чего ни то!.. Он грустно вздохнул и сказал устало: — А ну вас!Отчепитесь!.. Балалайка не для гулеваний, ей чего-то другого хочет­ ся. А чего — сам пока не пойму. Но его не захотели слушать, наверное, еще и потому, что не умел он наводить тень на плетень, во всякую пору как бы смущенный нечаянной удачей — еще бы, ведь он с балалайкой, она и подсобляет в тяжелые для него минуты; у других и того нету, не с кем им отвести душу, — ну как сердиться на них... Кое-кто считал, что это у Платоши не от отца и не от матери, те умели постоять за себя. Коль выпадала нужда, могли послать и самого настырного куда подальше, из-за чего случались нелады с соседями. Но Загорулькиным все прощали. Стоило Платошиному отцу появиться на улочке с балалайкой да об руку с супружницей, как тут же подле них собиралась толпа. Знали, Загорулькин не подкачает, заставит по­ смотреть на мир легко и без обиды даже сомневающегося. Веселый был человек! Тожи супружница его, жила как птаха, ни о чем не печалясь, уверовав: будет день — будет пища. Но после смерти мужа заскучала и через пару лет отошла в мир иной. Напоследок сказала: — А ты живи, малой. И бога радуй!.. Не вгоняй себя в печаль. Худо, грешно — предаваться унынию! Но где там! После смерти родителей Платоша места себе не находил, неприкаян­ но слонялся по улочкам ли, по дому ли, вдруг ставшему большим и холодным, вздра­ гивал, коль скоро во дворе скрипнула калитка, прилипал к оконному стеклу длинным плоским носом. Все-то мнилось: «А может, то батяня с матушкой вернулись? Не поглянулось на том свете, скучно больно, — вот и решились на такой шаг». Пони­ мал, смешно думать так, однако долго пребывал не в своей тарелке. Может статься, Платоша еще не скоро взял бы себя в руки, когда б однажды на подгнившем порожке избы, поставленной в изножье высоченного черного гольца, не появился худой и рослый человек в желтом халате и в стоптанных ичигах и не постучал бы в д в е р ь . У него были узкие черные глаза, глядевшие внимательно и строго. Платоша смущен­ но крякнул, пропуская гостя в избу, намеревался сказать что-то, но ничего не сказал: слова, едва родившись, застряли в горле, и никаким макаром нельзя было заставить их подчиниться. Платоша разом обессилел. Стоило немалого труда проводить гостя в горницу, а потом пойти на кухню и заварить чаю. Что же с ним стряслось?.. Наваждение какое-то, да не из тех, что, однажды воз­ никнув, тут же пропадает, — это наваждение имело другое свойство, жесткое и колю­ чее, напоминающее тень белоголового орлана, зависшую над морской гладью. Тень маячила перед ним и не проявлялажелания отступить, раствориться в пространстве. К тому ж сердито нашептывала что-то. Впрочем, не сказать, что им енно . Платоша через какое-то время заглянул в горницу, пребывая в прежнем смяте­ нии, но теперь уже не угнетающем, а вроде бы подталкивающем к чему-то в себе самом. Гость меж тем прошел в передний угол, где на широкой подставе стояли слегка посеребренные образа, а чуть поодаль от них на тонком изжелта-белом ре­ мешке висела балалайка, слегка помедлив, взял ее в руки и, что-то тихонько пробор­ мотав, тронул струны длинными желтыми пальцами. Платоше почему-то сделалось неприятно. Подумал: «Ишь ты, сразу потянулся к чужой вещице, не испросив дозво­ ленья. Тоже м н е . Кто он такой?» Нежданный гость, точно бы уловив ход мыслей хозяина избы, обернулся к нему и сказал легко и неупористо, как если бы о чем-то свычном с его натурой: — Я буддистский монах. С Тибета. Враг пришел на нашу землю, разорил мо­ настырь, а служителей истины разогнал. Многие из них покинули страну. Вот и я теперь хожу по чужбине, желая понять что-то и в ней. Но, правду сказать, мало чего понял. Помедлил и с пущей грустью глянул на Платошу, обронив, заметно понизив голос и все так же бережно кончиками пальцев держа балалайку: 40