Сибирские огни, 2013, № 3
красоте, с какою изображена была другая — чувство, впрочем, мимолетное и не омрачившее их похвал. Болонка одна облаяла мой труд, но на нее нечего было огля дываться. Действительный статский советник, погруженный в важное рассмотре ние, с просветлевшим челом разделил наконец удовольствие семьи и лишь сделал мне небольшую просьбу, нельзя ли довершить это мастерское изображение поме щенною где-либо не на самом виду, но явственною эмблемою посрамленного недо брожелательства. На это желание я отвечал с совершенною серьезностью, что тако вою эмблемою служит обыкновенно сова, приколоченная гвоздями к воротам, и вызвался тотчас прибавить ворота и прибить к ним сову, чтобы ни у кого не остава лось сомнения, что в семье г-на NN справляют нешуточный триумф над недоброже лательством; он торопливо отказался, а я награжден был смеющимся взглядом пре красных глаз его супруги. Разговоры обо мне, начатые в этом семействе, скоро распространились; мне сделано было несколько почетных посещений и выгодных заказов; я чувствовал, что вхожу в силу, — юношеская беспечность меня захватила. Я постигал науку спать до полудня, объедаться на дипломатических обедах и острить на счет Рафаэля. Недели проходили в рассеянье. К неотложной работе я возвращался с неохотою, восхищен ный новой жизнью. Случай заставил меня отрезвиться. Одним моим посетителем был статский советник (мне пошла череда на статских советников), желавший зака зать свой портрет, «в таком виде, как вам будет угодно», отвечал он на вопрос о его пожеланиях: «Я совершенно доверяюсь вашему вкусу». Тут впервые стало мне стыд но моей ветрености — я принялся прилежно обсуждать с посетителем подробности будущего портрета, глядя на его сухощавое лицо и с наслаждением слушая его осто рожные, внимательные суждения. Осуждая ревнивое попеченье иметь свой порт рет, сию всеместную черту светского обыкновения, он с усмешкою сравнил свой взгляд на вещи с высокомерием испанских грандов, немало благоприятствовавшим развитию у художников ужасного беспристрастия — искусства нелицеприятного, как он выразился. Сославшись на какую-то книгу, с которой я не был знаком, он предложил мне пользоваться его библиотекой. Назавтра я был у него дома— зарылся в его богатой библиотеке и от усталости незаметно задремал там, среди рассыпанных книг, вовсе не думая непочтительнос- тию украсить карьеру модного портретиста; хозяин, впрочем, отнесся к этому рав нодушно, дав распоряжения слугам о моем ночлеге. Оставив его поутру, я, чтобы освежиться, прохаживался на Щукином дворе и собирался было зайти в книжную лавку, как вдруг воздух огласили заунывные трели, первобытной дикостью напоми нающие об Оссиане, и зазвучали призывы поглядеть и послушать. Вняв им, я огля нулся и увидел картину, всем известную, — шарманщика, притоптывавшего разби тым сапогом и ведшего остроумный диалог с танцующею собакой, покамест его машина гудела и свистала на все лады, а гарусный шарф, намотанный на тощую его шею, плескался по ветру, как боевой стяг на бастионе. Давно я не испытывал удо вольствий такого рода. Подошед ближе, я попался ему на глаза— поскольку любите лей на него нашлось мало — и часть остроумия, доселе падавшего безраздельно на долю его собаки, досталась мне. Я не удержался и стал ему отвечать. Чрез несколько минут мы почувствовали себя товарищами, и я пригласил его выпить. Какое-то са модовольство ремесла обличалось в его ухватках и ко всему прибавляемом замеча нии, что прошли те времена, как на базарах показывал он тюленя из ящика: теперь его дела не чета прежним! Он сказывал мне чудовищные сплетни высшего света, сообщавшиеся в лакейских всего города; среди прочего я узнал самого себя в чаро дее с Васильевского острова, который загоняет на место адову пасть, вылезающую на графа *** из картины Страшного суда. Во хмелю он хвастался и тиранил собаку, заставляя ее вальсировать без остановки, пока она не падала в изнеможении на зага женный пол. 21 РОМАН ШМАРАКОВ ЧУЖОЙ САД
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2