Сибирские огни, 2013, № 3

1380 г. Дмитрием Донским в честь победы над Мамаем. На том месте Святому Благо­ верному князю, ведшему рать к Куликову полю, явилась икона Николы Чудотворца, и князь сказал: «Сия вся угреша сердце мое» («Это всё согрело сердце моё») . Опальный Смеляков стал в Угреше от­ ветственным секретарем новой газеты «Дзержинец». В 1930-х г у Смелякова случился роман с Маргаритой Алигер, посещавшей лит­ объединение вместе с ним, С. Михалковым, Л. Ошаниным. Интересна история с коль­ цом, подаренным поэтессе Смеляковым (массивное серебряное — череп с двумя скрещенными костями). Ярослав сказал Маргарите, что пока она кольцо будет но­ сить, с ним, Ярославом, ничего плохого не произойдет. По словам Лидии Либединской, которой Алигер рассказала эту историю уже после смерти Смелякова, каждый раз, когда кольцо снималось с руки и терялось, с Ярославом приключалась беда. В переска­ зе Е. Егоровой финал этой мистически-за- вораживающей истории звучит так: «Перед последним арестом Смелякова в 1951 г коль­ цо надломилось и потом 20 лет пролежало в столе среди бумаг, но в день похорон по­ эта Маргарита нашла его целым, хотя сама в ремонт не сдавала...» Перед войной молодой поэт написал цикл «Крымские стихи», публиковался в «Молодой гвардии», «Литгазете», «Красной нови». В ноябре 1939 г был призван в ар­ мию Ухтомским райвоенкоматом, уцелел в Финской «незнаменитой» войне, вернулся в Москву весной 1940 г и был принят на рабо­ ту в аппарат Союза писателей. В 1941 г Смелякова из резерва призвали в армию, зачислили рядовым во Вторую лег­ кострелковую бригаду. Служил на Северном и Карельском фронтах. Ходили слухи о его гибели. Е. Долматовский написал трагичес­ кое стихотворение, посвященное его памя­ ти. Лишь Алигер верила, что Смеляков жив: вернувшись из эвакуации зимой 1942 г, она неожиданно нашла дома кольцо, подаренное Смеляковым, которое куда-то задевалось в ее квартире перед отъездом в октябре 1941 г А Смеляков — очень быстро попал со своей частью в окружение и финский плен, катор­ жно работал на хозяина, обращавшегося с узниками крайне жестоко. «Я вовсе не был у рейхстага и по Берли­ ну не ходил», — сокрушенно писал он. А смог еще и так: «И мертвых нетленные очи, победные очи солдат, как звезды сквозь об­ лако ночи на нас, не мерцая, глядят.» Этих мощных стихов Смелякова уже никто не отменит («Судья», 1942): Упал на пашне у высотки суровый мальчик из Москвы; и тихо сдвинулась пилотка с пробитой пулей головы. Не глядя на беззвездный купол и чуя веянье конца, он пашню бережно ощупал руками быстрыми слепца. И, уходя в страну иную от мест родных невдалеке, он землю теплую, сырую зажал в коснеющей руке. Горсть отвоеванной России он захотел на память взять, и не сумели мы, живые, те пальцы мертвые разжать. Мы так его похоронили — в его военной красоте — в большой торжественной могиле на взятой утром высоте. И если правда будет время, когда людей на Страшный суд из всех земель, с грехами всеми, трикратно трубы призовут,— предстанет за столом судейским не бог с туманной бородой, а паренек красноармейский пред потрясенною толпой, держа в своей ладони правой, помятой немцами в бою, не символы небесной славы, а землю русскую свою. <...> И будет самой высшей мерой, какою мерить нас могли, в ладони юношеской серой та горсть тяжелая земли. Наблюдение критика Л. Аннинского: «По возрасту и настрою Смеляков, конечно, должен был бы стать поэтом войны — не окопно-солдатской, какую донесли до нас поэты из поколения смертников, а войны, осмысленной стратегически и эпически, — какую описали дождавшиеся своего часа Твардовский и Симонов». Кстати говоря, с «раскулаченным» бра­ том Александра Твардовского Иваном Сме­ ляков сидел. 173