Сибирские огни, 2013, № 3

Я хочу верить, что это был настоящий одессит, и жалею, что отказался от мидий. Я мог бы поделиться мидиями с дворовыми котами. Они оккупировали все соседние крыши— на каждой греются по две-три особи парадоксальных расцветок, — и, судя по безразличному выражению упитанных мордочек, я их интересую гораздо мень­ ше, чем они меня. В принципе, это неудивительно — мидий ведь я им так и не принес. Две очаровательные девушки, одна из них в тельняшке, вторая, судя по всему, без нижнего белья, идут по бульвару и задорно обсуждают свои соски (ударение на втором слоге). Я понимаю, что в Одессе это лучший повод для рефлексии (ударение опять на втором слоге). Посреди Привоза разгорается нешуточный конфликт: два продавца обсуждают, чьи сливы вкуснее. К дискуссии подключаются все новые и новые участники; кажет­ ся, достоинства и недостатки слив (а также родственников продавцов вплоть до седь­ мого колена) интересуют уже весь рынок. Я вижу, что вкус фруктов — это един­ ственный, пожалуй, достойный спора повод в Одессе. Больше ста лет назад мой прапрадед вместе с сыновьями собрал нехитрые по­ житки, оставил родную деревушку в ста восьмидесяти верстах от Одессы и пере­ брался в Сибирь, где умер в 1945 году накануне своего сто третьего дня рождения. Сегодня я сижу на террасе, наблюдаю за жизнью эклектичного двора, пью пиво «Слава краі'ни» и мечтаю сдать обратный билет. ь0 КОФЕ С МОЛОКОМ Знакомые удивляются, когда узнают, что натуральному свежесваренному кофе я предпочитаю растворимую гранулированную бурду. Признаться в любви к растворимому кофе— все равно что сознаться в пристра­ стии к просмотру отечественных телепередач. Обычная реакция на оба эти заявле­ ния — плохо скрываемая смесь жалости и презрения. Не станешь же объяснять кофейным снобам, что вкус и, в первую очередь, запах растворимого кофе с молоком — это главное, вероятно, воспоминание о дет­ стве. Как только чашка ненавистного многим напитка оказывается рядом, я сразу переношусь в конец восьмидесятых и обнаруживаю себя в самолете «Аэрофлота», совершающем рейс Новосибирск— Сочи или Новосибирск— Кишинев (с пересад­ кой в Уфе). Машина времени приведена в действие, и ничто не остановит поток воспоми­ наний. Вот я обещаю себе стойко перенести взлет, но уши опять предательски закла­ дывает, и я, кажется, громко плачу. Тут помогла бы барбариска, но она сгрызена еще во время руления на полосе. Если заглянуть в иллюминатор (а заглянуть туда надо обязательно, иначе зачем вообще было соглашаться на все эти муки со взлетом, посадкой и заложенными ушами), то можно увидеть лоскутное одеяло полей с ниточками дорог, по кото­ рым — и это, разумеется, самое важное — ползут игрушечные грузовички. Потом, уже дома, нужно будет непременно разыграть эту сцену на ковре со своими машин­ ками. А здорово было бы, если бы родители купили ковер с раскраской под эти зелено-рыжие поля! Кажется, я лечу уже целую вечность. Мама, мы скоро приземлимся?.. Лететь еще столько же?.. Я устал и хочу в туалет... Туалет в самолете чем-то напоминает космический корабль. Наверное, Гагарин с Леоновым летали в таких же тесных ап­ паратах и, как и я, сосредоточенно крутили блестящие рукоятки. Земля, Земля, как слышите меня? Прием!.. Наверное, я мог бы провести в этом космическом туалете весь полет, но в дверь уже настойчиво стучат. Теперь меня занимает один серьезный вопрос: а что проис­ ходит с тем, что мы смыли в самолетный унитаз? Вероятно, всё это падает на тайгу или на колхозные п о л я . Кто-то из взрослых с непроницаемым лицом подтверждает мою теорию. Одной загадкой мироздания становится меньше. Строгие и красивые стюардессы начинают разносить обед. Курица и даже пря­ ник меня интересуют мало, все внимание приковано к бумажным пакетикам с пер- 141