Сибирские огни, № 12, 2010

дом и протянул котелок человеку с крючковатым носом. Тот с готовностью обхва­ тил котелок за донышко, достал из него ложку и торопливо принялся есть. В котел­ ке была каша, перемешанная с алой, еще не запекшейся кровью. Человек, давясь, запихивал эту кашу в себя, широко раскрывая рот с прилипшими к губам красными крупинками, и слизывал их языком. Когда ложка забренчала по пустому дну, танкист одобрительно хмыкнул, заб­ рал котелок и еще раз оглядел веранду. Его взгляд остановился на мне. — Встать! Иди за мной! От этих слов я испытал даже какое-то облегчение. Я был рад, что увижу, наконец, их командира, с которым можно нормально поговорить, без всех этих «Встать!», «Одеться!», «Там тебе объяснят!». В подъезде мы свернули направо к лестнице, ведущей в подвал. Раньше там была баня, в которой мылись лечившиеся в госпитале больные. В детстве мы лазали в нее до тех пор, пока на голову моему приятелю не прыгнула крыса, с визгом вцепившаяся ему в волосы. Луч фонарика упирался то в стены с отвалив­ шейся штукатуркой, то в углы, затянутые паутиной, то в ступени, засыпанные ка- ким-то хламом и пожелтевшей бумагой. Потом стало светлей, и мы вошли в мо­ ечное отделение. На бетонных лавках лежали тела. Лавки были короткие, и согнутые в коленях ноги упирались в вымощенный коричневой плиткой пол, на котором валялись по­ лусгнившие банные шайки. Кровь заливала пол и стекала в желоба для слива воды. В дальнем углу люди в оранжевых фартуках и синих нательных рубахах вспарыва­ ли кому-то живот. Человек пытался вырваться, бил ногами и руками и сдавленно мычал. Я остановился. — Иди, чего замер? Тебе под разделку еще рано. Танкист толкнул дверь, и мы вошли в помещение, освещенное пыльной лам­ почкой. Когда-то здесь была парная. Возле полуразвалившейся каменной печи стоял канцелярский стол. За столом сидел майор в полевой форме и что-то искал в выдви­ нутом ящике стола. Увидев нас, он задвинул ящик обратно и удивленно уставился на стоящего у меня за спиной танкиста. — Как это понимать? — Он проснулся, когда наши вошли. Вот они его и прихватили. — Понятно. Свободен, сержант! Сержант вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. — Ты не должен был сюда попасть... Хотя случайно сюда не попадают. И если ты здесь, ничего уже не сделаешь. Мне жаль. Для тебя есть два пути, — он вытащил из кобуры пистолет и с грохотом бросил его на стол. — Ты можешь сидеть на веран­ де и ждать, как все остальные. Я не знаю, сколько. Может быть, долго, может быть, нет. Как повезет. Но твоя очередь обязательно придет, и с тобой сделают то, что ты видел за этой дверью. Или сделай это сам и сразу. У тебя есть пять минут. Выбирай. Я ухожу. Я сидел за столом, сжимая холодную рукоять пистолета и убеждая себя, что на самом деле это очень просто: приложить к виску дуло, нажать на спусковой крю­ чок — и все. Это почти то же самое, что стрельнуть в лампочку над головой — грохот, вспышка, острые брызги стекла, и темнота, ничто... Уперев ствол в висок, я давил пальцем на спусковой крючок, но выстрела все не было. Мгновения наполнились бесконечностью, и когда я, наконец, понял, что смерть это ложь, что никакой смерти не бывает, а существует только жизнь, и даже самая крохотная частичка жизни никогда не заканчивается, потому что, когда она закончит­ ся, то не будет уже меня, раздался выстрел, мой мозг взорвался, и мир перестал для меня существовать. АЛЕКСАНДР ГОЛУБЕВ ЗА ЧЕРНОЙ ПУСТОШЬЮ