Сибирские огни, № 12, 2010

Дождь слабо моросит. Я сижу на скамейке возле памятника Витусу Берингу. Закрепленная на постаменте из гранита бронзовая табличка гласит: «Основателю Петропавловска в 1740 г. мореплавателю Берингу ». Угол площадки, обнесенный черной оградкой, нависает над лестницей, словно форштевень судна. Бетонная лест­ ница, засыпанная мокрыми опавшими листьями, тянется вниз по склону и упирает­ ся в центральную улицу города. Вровень с улицей, за обрывом, желтеют верхушки мачт рыбацких судов. На мачтах сидят белые чайки. Мерцает тусклая вода порта. Небо зацепилось тучей за телевышку на Никольской сопке. Пахнет морем и осенью. — Эй, приятель, подсаживайся к нам. Я оглядываюсь. На соседней скамейке — двое. Парень в черной кожаной курт­ ке, синих спортивных брюках и черных кроссовках и девушка в желтой ветровке, серой парусиновой юбке и серых кожаных туфлях без каблуков. У парня коротко острижены волосы. Он курит, пригнувшись вперед, а девушка, прижавшись и поло­ жив руку на его плечо, что-то говорит ему в самое ухо. Парень извлекает из спортивной сумки темно-зеленую бутылку «Каберне». — А меня в армейку забирают. Выпьем? — Выпьем. — Тебя как зовут? — Виктор. — А меня — Леонид. Леня. Будем знакомы? — Будем. Чтобы тебе нормально отслужилось! — Ага. Наташка, у нас закусить нечем? Нет? Ну и ладно. Мы глотаем по полстакана вина. Оно кислое и вяжет во рту. Леня занюхивает рукавом куртки: — А тебя, Витек, когда загребут на службу? — Через три года. Когда институт закончу. Если закончу. — Понятно. Давай за студентов! Наташа, закусить у нас есть чего? А, я уже спрашивал. Может, и тебе налить, Наташ?.. Ну и зря. Ладно, поехали. Снова пьем вино и некоторое время сидим молча. — Вот отбарабаню свое, — задумчиво говорит Леня, — приду домой и опять на домостроительный комбинат устроюсь. Женюсь вот на Наташке. Слышь, Наташка, ты хоть меня дождешься? — Очень надо тебя ждать было. Я тебе и не обещала. Ты просил проводить, я и провожаю. — Все они такие, понял?.. Слушай, здесь в бутылке осадок на два пальца. Я лучше еще пузырь открою. Ну, так вот... Отслужу, вернусь... А ты вот скажи, зачем все это? Работа, служба... Зачем мы живем? Никогда не думал, а сейчас хочу понять. Не потому что выпил. Просто, на заводе пахал — не до того было. Вот и не знаю, для чего существую. И Наташка не знает. А, Наташка? — Отстань. — Вот. Не знает. А ты, Витек, знаешь? Нет. А кто знает? Выходит, что никто. Представляешь, все мы не знаем, для чего живем. Как тараканы. А я понять хочу! — В голове у тебя тараканы, — говорит Наташка. — Хватит пить уже. — Ну да. Мне надо на два года вперед выпить. В казарме сержант не нальет. Не слушай ее, Витя, давай свой стакан... Ладно, всё это только слова и к жизни не имеет никакого отношения. — Только слова?.. А что такое человек без слов? Таракан и есть. — Может, ты и прав. А вообще проще надо быть. Только знать бы еще, для чего живем. Чтоб не как тараканы... Они уходят. Я остаюсь один на скамейке. Рядом стоят две пустые бутылки. Я запрокидываю голову. На лицо падают быстрые холодные капли. Смотрю, как блестит от дождя двухметровая колонна памятника Берингу. Ее венчает ядро, похо­ жее на огромное черное яйцо, оставленное улетевшей куда-то птицей. Я представ­ ляю себе эту птицу, как она, прилетая по ночам, когда никого нет, сидит на колонне, свесив гигантские когтистые лапы. И терпеливо ждет, когда из железного яйца вы­ лупится птенец... Птенец с бронзовым клювом и стальными когтями. АЛЕКСАНДР ГОЛУБЕВ ЗА ЧЕРНОЙ ПУСТОШЬЮ