Сибирские огни, № 12, 2010

АЛЕКСАНДР ГОЛУБЕВ ¡£Ша ЗА ЧЕРНОЙ ПУСТОШЬЮ За окном идет снег. Это первый снег в этом году. Белые хлопья валят так густо, что не видно даже красной крыши драмтеатра. Прошло больше месяца с моего первого посещения лито. Чтение «Белого всадника», к моему разочарованию, не явило миру нового литературного гения. Критики, правда, тоже не последовало. Все присутствующие писали только стихи и в прозе совершенно не разбирались. С тех пор ни одного рассказа я так и не смог написать. От отчаяния я перешел на поэзию и каждую ночь сочиняю какой-то зарифмованный бред. Боцман с плавбазы «Советская Бурятия» уже полчаса читает свои стихи о по­ хождениях по морям и океанам. Кряжистый, с перебитым носом и корявыми рас­ плющенными ладонями, он смотрится в литературной гостиной довольно странно. Сиплым голосом он читает финальную строфу: В душе бича одни заплатки, Он вечно пьян и неимущ. Любви мозолистые пятки Не позовут из райских кущ! Довольный собой, боцман подмигивает поэтессе с детским лицом и густыми кучеряшками. Поэтессу коробит от этого, но она сдерживается и не подает виду. За боцмана принимаются Лосев и Прохоренко. Они кровожадно, как два пира­ та, расправляются с ним, наивно решившим, что его творчество встретит востор­ женный отзыв. С образованием у боцмана не ахти, и поэты смакуют его многочис­ ленные грамматические ошибки и смысловые неточности. У нас это называется «давить блох». Вдоволь напившись боцманской кровушки, Лосев и Прохоренко сыто перегля­ дываются. Объединенные одним делом, они на время забыли о своих поэтических разногласиях. Боцман играет желваками на скулах и с ненавистью молчит. По его скрючен­ ному от злости лицу становится понятно, что в этой компании он в первый и пос­ ледний раз. — Так, ну что ж е... — невозмутимо объявляет мэтр. — Если все желающие изложить свое мнение высказались, предлагаю перейти ко второй части. У кого есть что-то новенькое? — Можно мне, Дмитрий Анисимович? Это Наталия Векшина. Она смотрит прямо перед собой, но видит не стену, а что- то далекое и загадочное, то, чего не замечают все остальные поэты. Наталия работает в школе преподавателем литературы в старших классах и живет только высокой по­ эзией. — «Расстрелянная любовь», — трагическим голосом сообщает она нам назва­ ние своих стихов. Наши нервы давно как ружья, Друг по другу палим навзлет! Мы лелеем в душе бездушье, Мы лелеем на сердце лед. Помолчим. И опять навскидку По лицу горьких слов свинцом. Для убитой любви по нитке Ткем мы савана платьицо! — Я сейчас зарыдаю, — бубнит мне на ухо Вениамин Иванов. После первого же лито мы вдвоем долго бродили по вечерним улицам, выяс­ няя, кто из нас чем дышит. Обнаружив родство душ, Иванов получил право называть меня Витькой, а я его — Венькой. Венька — самый младший из всех литошников, он учится в десятом классе. — Но рифма «свинцом» и «платьицо» мне нравится, — Венька суров, но спра­ ведлив.