Сибирские огни, № 12, 2010

АЛЕКСАНДР ГОЛУБЕВ ¿ЙШа ЗА ЧЕРНОЙ ПУСТОШЬЮ нам улицы, оставляя за собой безлюдное пожарище. Осколки стекол плавились и стекали с подоконников на дорогу блестящими каплями. Я догнал последнего и взял за плечо. Он обернулся. Он смотрел на меня глазами, в которых ворочалась жестокая радость, и хрипло дышал. — Что ж вы делаете? — спросил я его. — Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю... Все вокруг ревело, и трещало, и взрывалось, сыпались растрескавшиеся закоп­ ченные кирпичи кладки, осколки черепицы стучали по булыжнику мостовой, а эти шестеро в черных комбинезонах жгли дома. Парень, не сводя с меня глаз, начал пятиться и медленно поднимать свою труб­ ку. И тогда я прыгнул, ударив его ногой в пах. Он упал, лязгнув подковами коротких сапог, я ударил его ногой по лицу, он дернулся и замычал. Потом я услышал топот кованых сапог и побежал. Я свернул в ближайший переулок, потом в какой-то двор и остановился. Здесь все, что могло гореть, сгорело. Двор был мертв и пуст. Только вокруг в небе трепе­ щет и бьется огонь, словно косматый венец смерти. Что мне делать? Куда идти? Все вокруг умерло. Зачем я убежал? Никого больше нет, город пуст. Я медленно пошел обратно... Вышел на горящую улицу. Покинутый город, исчезнувший город. Парней нигде не было. Я побрел на центральную пло­ щадь. Собор была цел. Возможно, у них не хватило духу, или они оставили это напос­ ледок, или просто у них были другие планы. Не знаю. Но мне-то было все равно, почему. Главное, что собор был цел. Я его очень любил, наш старый собор. Сейчас он был виден хорошо, как никогда, словно в свете красных прожекторов, высвечен­ ный до последней детали, его стены и окна отражали пожарища, а шпиль был словно раскаленное острие, вонзившееся в черное небо. Я открыл дверь и вошел. Удар закрывшейся за спиной двери гулко отозвался под высоким сводом. Было темно, и я тут же налетел на что-то низкое и упал, вытянув перед собой руки. Это была скамья. Широкая деревянная скамья из тяжелого отпо­ лированного дерева. Я лег на нее и закрыл глаза. Предо мной встали горящие улицы, черные фигуры, льющееся со стен расплавленное стекло. Потом все это смешалось в багровое кипение, и я уснул. Ночью пошел дождь, сквозь сон я слышал его монотонный шум... Города больше не было. Дома — словно вынутые из огня обгорелые ящики — ведь это уже не город. За те полчаса, которые я шел к госпиталю, я не увидел ни одного живого человека. Недалеко от центра на тротуаре лежал парень в черном комбинезоне. Он лежал на животе, разбросав в стороны руки и ноги. Затылок был проломлен чем-то тупым, волосы слиплись от крови. Рядом было что-то спекшееся и обугленное, я догадался, что это тоже был человек. Госпиталь был на окраине города. Во дворе госпиталя — толпа. Все чего-то ждали. На меня никто не обратил внимания. Я прошел в здание. По коридору мимо меня пробегали врачи с усталыми лицами, в белых, забрызганных кровью халатах. За ними тянулись люди и что-то просили и требовали. Врачи делали вид, что не замеча­ ют ни людей, ни всего, что происходит вокруг. Встречаясь друг с другом, они переки­ дывались несколькими фразами и бежали дальше. На стене висел большой лист бумаги, на котором большими буквами вкривь и вкось было выведено: «ПОЧЕМУ ГОРЯТ КОРОВНИКИ?» Три слова. Плакат был приклеен лейкопластырем. Рядом, на подоконнике, сидел человек. Он угрюмо смот­ рел перед собой. Я присел рядом с ним. Угрюмый покосился на меня и спросил: — Где вы были вчера днем? — На озере. — Тогда вам повезло. Вы ничего не видели. — А что видели вы? — Всё. -—Я видел, как эти сволочи жгли дома.