Сибирские огни, № 12, 2010

му персоналу, ■— потому и намеревался наплевать на запрет. Но бабушка, заметив блеск в моих глазах, строго-настрого запретила лезть наобум, пока она сама не узна­ ет, что там и как... А потом в школе было много разного, мы что-то чертили, изучали знакомые для меня вещи, учили буквы, которые я уже давно знал, но старательно записывал зада­ ния для Женьки. Единственным источником информации о ней была бабушка, кото­ рая буркала что-то неопределенное и прятала глаза. В конце недели, возвращаясь со школы, проходя мимо Женькиного дома, я уви­ дел, как возле ограды стоит много машин, пара странного вида автобусов с отсут­ ствующими окнами, а во дворике палисадника тонко и безостановочно воют две старушки в темно-красных платках и костяных ожерельях нездешнего вида. Меня затрясло от догадок, я не решился войти в открытые — впервые на моей памяти — ворота дома и лишь смотрел-смотрел на что-то маленькое, вытянутое и красное, похожее на странного вида крышку, прислоненное к перилам крыльца. Со всех ног я кинулся домой, не помню, как забился в подпол, как хроменькая бабушка с трудом спустилась по шатким ступенькам ко мне, сидела, согревая меня и пела колыбельную из детства: «...Все твое, мой сын богатый, карие глаза...», что-то объясняла про «ураганный отек», плакала со мной... А потом я спал, спал, спал, слышал сквозь сон, как рядом сел вернувшийся из командировки отец, как переспрашивал у бабушки, давно ли сплю, как трогал мой лоб... После выходных в школу пришел фотограф, сделал наконец «общий» снимок, раздал одиночные фото и попросил назавтра прийти еще раз в парадной форме — часть снимков 1-го сентября не получились, что-то было с пленкой. Мое фото вышло смешным: большеголовый восторженный мальчик, сжимаю­ щий в потном кулачке букет из астр и пионов, открыв рот и не моргая, смотрит на камеру, выпучив глазенки. Женькиного фото не было среди получившихся... Прошло долгих пятнадцать лет после того снежного сентября, прежде чем я смог вновь взять девичью руку в свою, снова почувствовать головокружение, стыд, неловкость и восторг... И у нас с ней тоже появилось свое сокровище — наша дочь, которая не верит, что папа когда-то был таким, как на том фото — маленьким смешным первоклассником — и что он стеснялся брать за руку дево­ чек. Она дразнит меня, щекоча ладонь и хитро спрашивая: «А хочешь, я тебе при­ несу мой секретик?..» И с заговорщицким видом сует мне в руку маленькую металлическую бляху с витками арабской вязи на ней. И я вспоминаю, вспоминаю... ЛИХО Нужным делом занимается Михалыч, полезным делом. Ну а то, что несознательные да непонятливые дразнят его «Миха-Лихо», — так это по скудоумию, по глупости человеческой. Зато все в округе знают: ежели сам не можешь народившийся выводок котят утопить или, скажем, ощенилась сука дворовая, да некуда девать этих проглотов — неси к Лиху, он справится. Заходишь, значит, во двор — справа сараюшка. Дверца поленцем заложена. Открываешь дверь, а там, за загородкой, стоит глубокий короб с натянутой мешкови­ ной. Вот в этот короб и ссыпаешь принесенных кутят. Потом в сенки заглянешь, на старый сундук положишь, чего принес — и можешь не тревожиться: все Лихо сдела­ ет в лучшем виде. Нет, оно, конечно, можно бы в сенки и не приносить ничего, но как-то так повелось, что с пустыми руками к Лиху не идут — кто сала шмат, кто сыра головку, а кто и баранью ногу или маслица с собственной маслобойки. Бывало, что и деньги выкладывают, но их Михалыч не любит брать, брезгует. СЕРАФИМ КРАСКИ ВРЕМЕНИ