Сибирские огни, № 12, 2010

ЮРИЙ КАЗАРИН «ЯДРЫШКО В РУССКОМ СЛОВЕ...» Не отболело, не прошло — и как душе не надоело влачить без крыльев, тяжело в сугробах брошенное тело, где пальцы ног свело в щепоть и лед под пяткой, как монета. Мы тени ангелов. Мы плоть ещё не тьмы, уже не света. Голос теряет слово сказанное. Оно временем стало: словно слухом вознесено в небо, во чисто поле — в звёздах уже на треть, где хорошо от боли Богу в лицо смотреть. Сад напросился в дом. Веткой открыл окно. Что ж, посидим вдвоём, выпьем своё вино. Выпьем его до дна, и — лепесток на дно: бездна у нас одна. Сердце у нас одно. К вечеру, пустившему слюну, к вечности, успевшей удлиниться, звери, насекомые и птицы полную включили тишину. Это голос Бога? — Ни гу-гу. Или спичкой чиркнула цикада? Хочешь, я прощу и помогу? — Господи, не уходи из сада. Помолюсь за Бога моего, чтоб не плакал — вечный, одинокий. Выходят из стены игольчатые тени бессонницей сосны, бессонницей сирени. Сосед над потолком, как бог, нальёт судьбою с отбитым уголком зерцало голубое. Смотри, душа, смотри в мерцающие святцы, пока у звёзд внутри глаза мои слезятся. Я думал воздухом и птицей, оглаживая окоём, — щеглом, малиновкой, синицей и ласточкой, и воробьём. Отведай, ангел, поднебесной звучащей мысли боль и власть, чтоб между бездною и бездной - моей и общей — не пропасть. Голос у него такой высокий, что не слышно голоса его. Тесно в сердце сыну и отцу — пусть они додумают родное, чтобы постоять лицом к лицу, упираясь в зеркало двойное. Кровельные прорехи. Небом налился дом. Мозг мировой — в орехе греческом, золотом. Господу хватит крови, воздуха, губ и слёз ядрышко в русском слове оборонять в мороз. Забудьте всё. Забудьте обо мне. Когда меня увидите во сне, скажите: «Чур меня!»— Откройте бездну - и я исчезну.