Сибирские огни, № 12, 2010

Утром в моей деревне воздух поёт. Опять. Вот бы и мне — да где мне... Разве что полетать. Вот бы с высоких веток, неба набравши в рот... Может быть, напоследок так тишина поёт. * * * Ах, верёвочка вьётся, и небесная льётся, как верёвка, вода, и поют водостоки, словно ливень высокий — навсегда, навсегда. Эх, верёвочка льётся и небесная вьётся ледяная петля... Только горло колодца охраняет земля. * * * Кровью смотрю на мир — тонкую ткань над бездной, вытертую до дыр нашей тоской уездной. Тьма разрывает рот. Как — без любви, без срока — время твоё живёт?.. Как ему одиноко. Выдох. Глубокий вдох. В небе дрожит ресница. Так воскресает бог, и, умирая, длится. * * * Мерцает в воздухе граница миров, сомкнувшихся зимой. Когда в иной уходит птица— то в наш влетает ангел мой. О, тонкий звон морозной пыли и страшный запах высоты... О, как мы ангелов любили — и я, и ты. И я. И ты. 4 заказ № 398 Воздух, вода и глина. Что ещё для кувшина нужно? — Глаза, плечо, камень, чтоб горячо — к жаркому — приложиться. Видишь, ладонь, как птица, вылепила огонь. Господи, чья ладонь вынула из сосуда озеро, словно чудо... * * * Яблоня опустела, кажется, на одно яблоко. То и дело снится теперь оно дереву, мне и птице, свету в твоём дому: он на одной реснице держит родную тьму. * * * Вдребезги разобьётся, выгорит всё дотла — музыка остаётся там, где она была. Теплится устье звука пеплом последних дней. Это молчит разлука будущих встреч слышней. * * * Стукнет с небес дубинка в бочку. И — боже мой — сохнет твоя рябинка, брошенная тобой. Не с высоты полёта ангела, а с земли видно: твоя работа, след от твоей петли. Ливень оплетью длинной вытянет месяц май. Ночь просижу с рябиной: только не умирай... юрии к а з а р и н тщ «ЯДРЫШКО В РУССКОМ СЛОВЕ...»