Сибирские огни, № 12, 2010

АНДРЕЙ УГЛИЦКИХ АНГЕЛ ЗА ЛЕВЫМ ПЛЕЧОМ воз». В две ездки. Водитель заболел, а сменщик запил. Однако улов, тем не менее, был небольшим: две банки пепси, три батона хлеба и полтора круга «Одесской». Всё. Да Лопата нашла наручные часы. Женские. Неисправные. Но на браслете. Шестипалый втайне тешил себя надеждой, что браслетик этот, кучерявый, еще можно будет неплохо обменять, пристроить Кабану тому ж е... А пока Апостол разводил в консервной банке добытый накануне технический спирт, в просторечии именуемый «биток». Лопата — баба без возраста, со слежав­ шимся, лунообразным лицом баклажанного цвета— внимательно отслеживала про­ цесс разведения пойла. Она давно не пила (часа два или даже целых три) и больше всего на свете хотела сейчас поскорее «отойти» от пережитого задень. Однако Апостол не торопился. То ли воды скопилось за день мало, то ли щепка, которой он перемешивал содержимое банки, была коротковата и не доставала до дня, то ли сам Апостол тормозил с батога. Нетерпеливая Лопата, не выдержав, жарко выхаркнула: — Ну сколько еще ждать, сука! Шланги горят! Мечтательный, мнительный Апостол же продолжал крутить волам хвосты, за­ бив на женские страдания. Шестипалый мечтательно пялился в низкое небо. Звезды были какие-то блек­ лые, тусклые, не радостные. «Как жизнь здесь, на Земле», — подумалось ему. Вспом­ нилось, как ушел однажды из дому, лет в шестнадцать. В дождь. Навсегда. Дождь был синий, деревья — красные, по фиолетовым листьям хлестали, как кнутом, ливневые струи... Окончательно потерявшая терпение, Лопата, ловкая, как медведь, ринулась к Апостолу, не давая опомниться, вырвала из его рук жестянку с битком и, жадно припав к зазубренному краю, сделала несколько стремительных глотков. Ужаленный в самое сердце наглостью товарки, Апостол жалобно и призывно захрюкал. И был услышан. Шестипалый, очнувшись от воспоминаний и оценив «поплыв­ шую» уже Лопату, молча, не говоря ни слова, встал с холодной земли, неторопливо подошел к воровке и неожиданно пнул преступницу в грудь. Та, привычная ко все­ му, мягким тюфяком осела на землю, не выпуская при этом, однако, драгоценной емкости из рук. Ни капельки не пролила! Шестипалый попинал Лопату еще немного, без надрыва, так, для порядку больше, почти равнодушно, словно нехотя, норовя попасть в баклажан головы, но, так и не достигнув желаемого, вскоре ретировался. Лопата медленно, с трудом, вернулась в исходное положение и, как ни в чем не бывало, вновь припала к заветному. — Другим оставь, — не сдержавшись, выпалил Апостол, буквально прожигая Лопату ненавидящим взглядом. «Вот бы молнией ее шарахнуло», — промелькнуло у него в голове. Сказано — сделано! Яркая, красочная, почти зримая картина небесной кары во всех подробностях предстала перед его выцветшими от холода глазами. Резкая, как стрела, сверкнула молния, пронзив тело паскудницы... Лопата, дернувшись и загре­ бая судорожно скрюченными пальцами грязь, словно бы не спеша расставаться со своей никудышной жизнью, выгнулась дугой и засучила ножонками... Удовлетво­ ренный видением, Апостол шумно сглотнул слюну и глубоко вздохнул, нехотя воз­ вращаясь в реальность. Фантазии давно уже стали неотъемлемой частью его сознания. Они были настолько зримыми и реальными, что Апостол зачастую путал их с самой реаль­ ностью. У всякого неудачника есть счастье. Свое, особое. Для одних заключается оно в непонимании, в не-осознании того очевидного факта, что они — неудачники. Это самый легкий, почти амбулаторный случай. Характерен для лузеров, живущих в тяжелой социальной среде, в тесном соседстве и постоянном сотрудничестве с другими, еще большими неудачниками. У «счастливчиков» этих напрочь утраче­ но само понятие «удачи». Согласитесь, трудно считать себя несчастливым, не видя вокруг ни одного более или менее преуспевающего человека. Счастье же дру­ гих «счастливцев» состояло в том, что они, понимая и принимая свою неудачли- вость, выказывают абсолютное смирение перед неизбежностью, ничего не пыта- 40