Сибирские огни, № 12, 2010

АНДРЕЙ УГЛИЦКИХ Ш&й АНГЕЛ ЗА ЛЕВЫМ ПЛЕЧОМ из-за дождя этого... Отдав дань, он поспешил подняться наверх, вышел на про­ спект Калинина. На секунду показалось ему тогда, что оказался он на съемочной площадке како- го-то историко-революционного фильма. Для полноты ощущения не хватало только кинокамер, режиссера в темных очках и девочки-пустолайки с хлопушкой, периоди­ чески выкрикивающей номер очередного дубля... Пустой проспект, местами полу- перегороженный баррикадами из бревен, нагромождениями из каких-то бетонных блоков, строительных балок... На проезжей части — повсюду— зияли, словно следы недавней метеоритной бомбардировки, оспины выбоин, кратеры рытвин. В живо­ писном беспорядке чернели тут и там разбросанные бордюрные камни, бревна, ящики, пустые бутылки, обрывки газет, клочья каких-то афиш. И— ни одного дви­ жущегося автомобиля. Марсианский, за малым, пейзаж... Сюрреалистическое впечатление усиливали немногочисленные костры. Костры под дождем. Вот именно так и представлял себе революцию Долота! Вокруг костров тех расположилась весь­ ма разношерстная тусовка. Казалось, что некто, весьма знающий, специально расса­ дил людей именно в этом, наиболее выигрышном с точки зрения освещения и психо­ эмоционального воздействия на будущего зрителя, порядке. Костровые «бригады», словно бы случайно, были составлены из представителей различных социальных групп. Например — рабочий, инженер, колхозник. Или — студент, солдат, рабочий. Небритые, осунувшиеся, изрядно промокшие люди. И молодежь зеленая, и люди среднего возраста, и старые «революционеры». Не хватало, пожалуй, матросов толь­ ко, тех, из другой революции — в черных бушлатах, богатырского телосложения, перепоясанных крест-накрест пулеметными лентами, в бескозырках, с примкнуты- ми штыками... Уже тогда Долота обратил внимание на странное поведение революционной «массовки». Поразила их реакция на происходящее вокруг. Едва ли не нарочитая отрешенность, едва ли не эмоциональная аскеза, странная замкнутость в себе, безу­ частность, что ли. И статичность: герои свершившейся почему-то почти не разгова­ ривали, не общались даже между собой. Они как бы давали возможность рассмот­ реть себя получше шляющимся в округе многочисленным зевакам-«экскурсантам». Точнее сказать, вели себя, как люди, вынужденные позировать художнику. Некоему, невидимому... Словно бы подчеркивая мужественностью и монументальностью своей ту невозможную цену, которую пришлось им заплатить за свершившееся. Дабы «экскурсанты» эти, пришкандыбавшие невесть откуда к разбору шапочному, на готовенькое, также — прониклись. Всем своим видом костровые этой революции как бы говорили зевакам: «Зачем ты приперся? Надо было раньше, паря, чесаться, тогда, когда мы здесь для тебя, труса, свободу добывали! А теперь, глянь-ка, заявился... Ждали тебя тут!» Впрочем, тогда Долота списал все, конечно же, на усталость крайнюю и страш­ ную психологическую перегрузку, которая выпала на долю героев. Ведь вышли-то действительно с голыми руками, встали против силы немереной — миллионной армии партаппарата, КГБ и МВД. Смертники, да и только! Во всяком случае, Долота именно так объяснил себе увиденное. А как же иначе! Впрочем, до этих ли мелочей было ему в тот, действительно, великий день, когда Россия вся, а не только какой-то там Долота, светилась радостью небывалой от осознания свершившегося — круше­ ния ненавистной коммунистической власти. При этом надо заметить, что настроение у людей там, под Калининским, все же отличалось от настроений, преобладавших здесь, на самом проспекте. Если внизу преобладала печаль светлая, скорбь, то здесь, наверху, скорее, было сдержанное, осторожное, но ликование. Почему осторожное? Трудно объяснить, но было так. Словно никто еще до конца не мог поверить, что чудовищный коммунистический монстр, зверь, дракон тысячеглавый, огнедышащий, охраняемый и защищаемый всем карательным аппаратом государства, гад проклятый, причинивший столько страданий людям, наконец-то издох, как собака, зажмурился, приказал долго жить, навсегда. Аминь!.. Словно бы сидела в сердцах победителей тогда пусть малень­ кая, но занозка: а вдруг прикидывается только? На арапа берет! Ждет, что мы сей­ час расслабимся, раскроемся, а он возьмет да и проснется. Й сожрет нас, дурачков 34