Сибирские огни, № 12, 2010

печатали необходимым приложением и это обсуждение коммунарами «Двух миров». По­ желание издатели выполнят, но ненадолго: в 1930 году от него останется только заключе­ ние А. Топорова, а через год оно и вовсе ис­ чезнет. И появится вновь только через двад­ цать с лишним лет, но опять не полностью. В новосибирском издании 1959 года его восста­ новят, но ополовиненным. А еще через пять­ десят лет опять уберут (см. издание 2008 года, Москва, «Вече»). А значит, уйдет, останется неизвестной нынешнему читателю частичка романа. Ибо крестьянское, свежее, современ­ ное Зазубрину прочтение «Двух миров» ста­ ло частью не только восприятия романа, но и самого романа, живым приложением к нему. Особенно если вспомнить, что сам Зазубрин написал его едва ли не целиком по рассказам знакомых партизан-тасеевцев. Как это важно — знать, понимать ту войну, всю ее жестокость, взаимные, с бе­ лой и красной сторон, зверства — показала статья Александра Курса в «Советской Си­ бири». И это тоже было другое время, знак другого времени. Был апрель 1928 года, со­ дружество с Курсом и его группой и журна­ лом «Настоящее» благополучно развали­ лось. Сырцов отвернулся. Вряд ли Зазубрин думал об одобрении секретаря Крайкома, когда писал «Заметки о ремесле», печатал в «СО» свой очерк о Горьком, статью Тихме- нева «О литературных “зазубринках” Влади­ мира Зазубрина». Да и вообще о содержа­ нии этих злополучных №№ 1и 2 «СО» за тот год. Он так же, как Павел Васильев, мог бы, наверное, сказать: «Не хочу, чтобы какой-то Родов» указывал, как писать. И редактиро­ вать. Этим «коллективным Родовым» после его отъезда из Новосибирска теперь стали Сырцов, Курс и Ко. Но разве мог бы Зазуб­ рин покорно слушать и исполнять их дирек­ тивы? Представить такое невозможно. А вот «курсовцы» Сырцова, только что разгромившего новосибирских троцкистов и прочую оппозицию, и слушали, и понима­ ли, как надо. Или просто мыслили созвучно. Так или иначе, но статья Курса просто-таки дышит уверенностью в безнаказанности, упоением победой, надежным Сибкрайко- мовским тылом. Ни тени сомнений в явной прямолинейности, ни намека на попытку отыскать что-то положительное, талантливое. Крестьяне-«топоровцы» были мудрее, про­ ницательнее, они не только указали «с одной стороны», «с другой стороны», но и поняли, что сама природа произведения такая — из­ начально, генетически двойственная, как сама Гражданская война. Недвойственно же то, что находится над идеологией — сострадание и жалость ко всему народу, всей земле, кото­ рая должна быть «чистой». Курс же сел писать и, не задумываясь, вывел заголовок: «Кровяная колбаса». И сразу прилепил «Двум мирам» хлесткий, эффектный ярлык. Прием чисто журналист­ ский, газетный, которым штатный фельето­ нист «Советской Сибири» пробавлялся за­ долго до «Настоящего», работая в середине 20-х годов сразу в нескольких московских журналах. Изначально наступательный, ло­ зунговый, фельетонный, по сути, наполови­ ну газета, журнал «Настоящее» развязал руки Курсу окончательно. Да и повод хоро­ ший, вернее, сразу два: стенограмма обсуж­ дения коммунарами «Двух миров» и статья Тихменева с ее «игривым» названием. Ход мысли фельетониста предельно прост: ро­ ман Зазубрина полон жестокостей, ужасов, «мяса», «крови», он пугает таких простых читателей, как крестьяне, значит это роман не только художественно, но и идеологичес­ ки неправильный. Это не роман, а «кровя­ ная колбаса». Автору бы исправить ошиб­ ки, исправить роман, а он пишет новый, о ЧК и чекистах, где в центре внимания рас­ стрелы, а значит, опять кровь. Так, умелый газетчик ловко перекиды­ вает мостик от «Двух миров», «топоровцев» и статьи Тихменева к «Заметкам о ремес­ ле», вымазывая все кровью, выделывая «кол­ басу» собственной статьи. Поражаешься змеино-ядовитой гибкости его языка, уме­ нию — таланту! — заимствуя чужой прием, оборачивать все в нужную сторону. Разго­ воры Зазубрина с «моим товарищем» он превращает в разговор гипотетического, пра­ вильно, по-пролетарски мыслящего Зазуб­ рина-коммуниста с «товарищем», который должен был бы его переубедить, показать, как писать надо и необходимо. Курс тут уби­ вает двух зайцев: показывает сегодняшнего Зазубрина, автора «Двух миров», только что переизданных, и «Заметок о ремесле», и чем он отличается от идеального, которого, увы, пока не существует. «Почему бы, — пишет Курс, — Зазубрину... не агитнуть своего приятеля, не угостить его порцией полити­ ческого руководства, не сказать ему...» И далее автор «Кровяной колбасы» учит За­ зубрина коммунизму, политграмоте, тому, что должен он говорить политически незре­ лому «товарищу», т.е. себе самому: «Пред­ ставление о революции как кровавой бой­ не, это же — обывательское представле­ ние», «у тебя получается не роман о рево­ люции, а роман ужасов, вроде... французс­ ких уголовных романов», «не повторяй моих ошибок» — романа «Два мира», где «гражданскую войну я вылепил из обрез­ ков трупного мяса. Живой у меня получи­ лась только голая бабья кавалерия». К восторгам же коммунаров и статье Тихменева надо относиться с опаской: то, что коммунарам «всех людей жалко» в ро­ мане — это «бесклассовый пацифизм». Общая же их реакция на роман — «смертель­