Сибирские огни, № 12, 2010

печность, нечувствительность к опасности, которую несет в себе яростно-безжалостное наступление новых коммунистических «оп­ ричников», выпестованных пролетлитера- турой. А может, нелишнюю уже тогда бдитель­ ность притупили коммунары из «Майского утра»? Крестьянская критика, которая сме­ ло бралась и за классику отечественную и мировую и за зыбких советских сибиряков, окрылила и вдохновила его. Он сразу же по­ думал и о своей прозе, и в письме Адриану Топорову, организатору и вдохновителю этой устной «крестьянской критики», даже не спрашивая предварительного согласия, просто сообщил: «Посылаю вам “Два мира”, “Бледную правду”, “Неезженными дорога­ ми”...» И откровенно признался, что хотел бы услышать отзывы именно крестьян о сво­ их произведениях: «Это страшно освежает и взбадривает. Пусть меня разругают, но в этой ругани можно многое почерпнуть и много­ му научиться». И он получил, что называет­ ся, сполна. И, особенно не редактируя, всю эту стенограмму простонародных суждений на шестнадцать страниц мелкого шрифта — гигантский объем по сравнению с другими материалами! — так и напечатал в № 1«СО». Коммунары единодушно указывали на обилие кошмаров в романе: «Кровь, трупы, вши, ужас!» Особенно женщины, которых среди высказавшихся оказалось неожидан­ но много: «Всего в ней (книге. — В. Я.) мно­ го. И все ужасное» (Пушнина А.Т.); «Как камнем по голове ошабурило! Сидела я не в себе. Плакала... Вот ляжу спать — висит пе­ редо мной мужик на журавле (длинный шест у колодца. — В. Я.)!.. Одной дома теперь мне страшно оставаться. Как наступит темень, так перед глазами расстрелянные, повешенные, убийство, трупы, пожары...» (Бочарова А.П.); «Все строчки в ней (книге. — В. Я.) напоминают человеческую кровь» (Носова М.М.); «Гроза, а не книга. Еще страшней гро­ зы. Та на час и— прошла, а эта на всею жизнь напугала меня... Скажет слово, и как молот­ ком тебя стукнет и оглоушит!» Но и: «Не только страшное описание, но и художествен­ ное» (Зубкова Е.А.), т.е. ужас не ради ужаса, а ради показа страданий народа, его муче­ ний, глубокого сочувствия. Это крестьяне сразу поняли и приняли: «Мне кажется, что писатель, когда сочинял свою книгу, думал: заблудился народ. Надо его жалеть. Не в сво­ их памятях он... И добрых людей жалеет пи­ сатель, а худых нет...» (Титова Л.Е.). И еще одно единодушное мнение: одно­ бокость, «одноцветность» описания жесткос­ тей. Так и говорили, не стесняясь: «Белого зверства много, а красного мало» (Крюков М.Ф.). То-то Зазубрин «освежался» такой политически незрелой, но справедливой критикой. Он-то знал, что в 1921 году «два мира» потому и воюют, что один — мир зла, а другой — добра и справедливости. И вот теперь его и его книгу просветили рентге­ ном, показали, где спрямил, утаил ради нуж­ ных тогда целей. Время ли сейчас слушать этих наивных коммунаров! А ведь они так душевно, так нужно для его подзасохшего беллетристического пера говорят: «Понят­ ность ее (книги. — В. Я.) самая деревенская»; «“Два мира” — в аккурат для нашего брата сочинена» (Блинов Е.С.). А все равно твер­ дят: «Не везде и партизаны были добрыми... Немножко бы похаять в книжке красных надо. Гладкие они у него дюже поставлены. А не такие они все-то... Ведь и наши пакос­ тили. Намаются в тайге — ну и делаются зверями». И та же Блинова Т.П. советует: «Прописать бы и про это. Тогда бы уже все правильно было...». За ней и другие: «Сце­ на расстрела 49 (человек) мне кажется длин­ ной» (Стекачов И.А.); «(Глава) «Пили-пили!» — скучновата» (Зубков П.С.). И то, что Зазубрин не стал вычеркивать все эти «поучающие» и «критические» мес­ та, говорит, прямо или косвенно, о согласии с ними. И написал бы так, как говорят ком­ мунары, — думал, наверное, он, — но... Надо было писать, как требовало время. И комиссар Берман. И ПУР 5-й Армии. Переделывать все сейчас? Нет, к такому под­ вигу он не готов. Да и время, как нарочно, опять не то. Будто снова 1920-21 годы и «во­ енный коммунизм» возвращаются. Но коммунары молодцы! Их «Едино­ гласное заключение», выраженное устами Топорова, таково: «Художественное и исто­ рическое значение романа слегка обесцени­ вается явно благоприятным пристрастием автора к героям из “красного мира”». Ишь, «слегка»: пожалели! «Произведение значи­ тельно выиграло бы в правдоподобии, если бы...». Ну, в общем, опять про «темные сто­ роны партизанщины», которые «не дал». Спасибо за «необходимость частями распе­ чатать “Два мира” по школьным учебни­ кам». Не слишком ли, однако, для детей-то будет? Все-таки столько крови, ужасов. И, будто предвидя это возражение, «Заключе­ ние» заключает: «Как редкую творческую особенность писателя Зазубрина отмечаем его искусство будить у слушателя доходящее до слез, до готовности сострадание к детям и невинно гибнущим взрослым людям». Как ни ломал себя, ни ужимал Барановского, ни ме­ нял название (с «За землю чистую» на «Два мира»), а заметили, поняли, его «достоевство» оценили! Вот Горький бы все это почувство­ вал, написал бы предисловие к книге. Зазубрин вскоре это предложение сдела­ ет. Предисловие будет написано, правда, не­ большое и спешное, но уже к пятому, ленинг­ радскому изданию следующего 1929 года. Горький же настоит, чтобы вместе с романом