Сибирские огни, № 12, 2010

няком. Теперь бороду нужно было сбрить. И оставить только горьковские усы. Но Зазуб­ рин оставался верен своему сибирскому про­ шлому, как ни пытался его ругать. И весь сто­ личный период своей жизни писал сибирс­ ко-алтайский роман «Горы» и переиздавал канские «Два мира». В нем, его сознании, уживались Горький и Зазубрин, «усы» новой столичной жизни и «борода» старой, сибир­ ской. Горький воскрешал Зазубрина, а Зазуб­ рин в Зазубрине его снова низвергал. В этом суть их отношений и переписки. Зазубрин отнесся к первому письму Горь­ кого поначалу как к лит. материалу, возмож­ ности вставить удачную цитату в свой юби­ лейный текст. Подобно тому, как это дружно сделали его коллеги по № 2 «СО» Вяткин и Итин. Небольшая статья «Максим Горький (1868—1928)» получилась почти газетной, но не штампованно-поздравительной, а про­ блемной. Там говорится о проблеме молодых писателей, будущих авторов «СО», которая беспокоила Зазубрина, получающего упреки в «академизме» журнала, обращенности его в прошлое, зацикленное™ на деревне, кресть­ янах. Он цитирует из письма Горького отры­ вок о «литературных младенцах»: «Многим со стороны — да нередко и мне самому эта моя возня с “младенцами” кажется смеш­ ной, частенько я делаю ошибки, но ведь ничего нет легче, как ошибиться в оценке человека, весьма сложного, самого слож­ ного существа. Однако нередко удавалось мне и правильно отгадывать полную цену младенца...» Ситуация, собственно, зазубринская: так и теми же словами он мог бы сказать и о себе. И потому дальше в статье резюмиру­ ется: «Мы согласны с Горьким. Лучше пе­ рехвалить десяток писателей и поэтов. Пусть девять не оправдают наших надежд, но один из них будет подлинным творцом. Никакие похвалы не спасут бездаря, но гру­ бый окрик, кованый сапог “упростителя” способен погубить и гения». Зазубрин чувствует себя «Максимом Горьким», почти на равных с ним. Да, клас­ сик старше, заслуженнее, определенно муд­ рее. Но -— будто бы в прошлом: юбилей ото­ двигает его в область истории, преданий, хре­ стоматий. Может быть, отсюда этот неволь­ ный ляп в заглавии: даты юбилея как даты смерти — сразу и не сообразишь. Хотя За­ зубрин и пишет о его неюбилейной молодо­ сти, о том, что «мы не верим, что Максиму Горькому шестьдесят лет», можно предпо­ ложить, что это лишь лит. прием. Как в ста­ тье о Ленине, где неумерший Ильич являет­ ся в Кремль на работу и рефреном прохо­ дит: «Ленин умер, жив ленинизм». «Горько- визм» Горького Зазубрин ощущал как по­ стоянную поддержку молодой сибирской ли­ тературы. На этот раз не в смысле «молодых- начинающих», но и всей сибирской советс­ кой литературы и «СО» в особенности. Имен­ но в письме Зазубрину Горький написал эти, ставшие хрестоматийными, слова: «...отлич­ ная культурная работа “Огней” разожжет ду­ ховную жизнь грандиозной Сибири». Такая высокая похвала, в том числе и его, Зазубри­ на, работы, вызвала и ответные чувства. Он три раза в маленькой статье повторил эпитет «ласковый»: «молодая его ласковость и лю­ бовь к человеку», «горячо-ласковый, внима­ тельный Максим Горький заглянул к нам», «в наших сердцах живой образ мужественного бойца, ласкового внимательного друга и то­ варища». Первое письмо Зазубрина, на которое, собственно, Горький и ответил процитиро­ ванным в статье письмом, было просто то­ варищеским, без особой «ласковости» — это письмо лит. коллеги, партнера, знающе­ го себе цену. Да, Зазубрин не хочет «мешать» мэтру, не хочет быть «назойливым», ему «противно» писать только для того, чтобы потом «похвастаться — вот я какой, мне Горький пишет». Написал же он исключи­ тельно в ответ на просьбу, «переданную че­ рез Чертову». Да еще и с «корыстным рас­ четом» высказаться о «нашем журнале, луч­ ше письменно, если будет время и охота». Так и только так. В этом строгом деловом стиле первого письма видна боязнь навяз­ чивости, отношений подчиненности, про­ сительное™, «лит. младенчества»: «Часто я поражаюсь назойливости, с которой лезут к Вам литературные младенцы». Фирмен­ ная зазубринская резкость, которая была уже чертой характера, т.е. вещью неустранимой (от которой он сам, может быть, и страдал), раззадорила Горького (не зря Зазубрин пи­ сал в своей статье о его «буйном задоре»). И он «разделал» (выражение Горького) его в ответном письме. Если продолжить ци­ тату, вставленную Зазубриным в статью, то дальше, после рассуждений о необходимо­ сти «возни с младенцами», Горький писал о «скрытой цели» своего письма — «повли­ ять и на Ваше отношение к литературным младенцам». Тут же выяснилось, что за «СО» Горь­ кий, оказывается, постоянно следит — «с 22-го г. журнал у меня есть, так что я могу составить себе более или менее полное пред­ ставление о всей работе “Сиб. Огней”», — и что он читал и самого Зазубрина. В частно­ сти, его «лётный очерк»: «... я пишу все это Вам, литератору, который хорошо чувству­ ет величие и прелесть езды “Неезженными дорогами”». Задор за задор. И уже 9 марта 1928 года, через две недели после горьковского пись­ ма (соблюдая заданный ритм: первое пись­ мо Зазубрина — 4 февраля, ответное, Горь­ кого— 23 февраля, то есть около двух недель)