Сибирские огни, № 12, 2010

женщин, заставят забыть ваш язык, культуру и обычаи, подымайтесь и бейтесь до смерти последнего оставшегося!»43. Не отрекающе­ гося от битвы хоть до последнего чеченца шейха не замедлили записать в пацифисты, как и Толстого, который в исключительных случаях не отрицал крайних мер. «Все в нем — глаза, манеры, способ выражения — говорило о том, что принцип, заложенный в него глубоко самой приро­ дой, — отнюдь не смирение и покорность, а борьба, страстная борьба до конца»44, — писал драматург Н.И. Тимковский, называя «ударами бича» произведения писателя, «на­ влекшие на автора гнев сильных». «Не носите с собой оружия. Держитесь подальше от него. Оружие напоминает вам о насилии и уводит в сторону от тариката. Сила оружия — ничто по сравнению с силой души человека, верно идущего по тарикату»45, — убеждал Кунта-хаджи свой народ. 3 сентября 1852 г. Лев Толстой записы­ вает в дневнике, «придя с ученья»: «...Упот­ реблю все время, которое принужден буду остаться здесь, на то, чтобы быть лучше и приготовить себя к той жизни, которую я из­ брал»46. Трижды благословенной была бы армия любой страны, где, после учений, солдаты и офицеры возвращались бы в казармы с мыс­ лью разгадать «таинственную связь души и тела», чтобы «быть лучше» и творить «добро ближним»! Не с очередных ли проповедей кунтахаджинцев вернулся тогда Толстой до­ мой, чтобы засесть за дневник? «Всевышнему угодно, чтобы мюрид проводил своё время в добрых делах, таких, как ремонт дорог и мостов, выращивание деревьев вдоль дорог... Мюрид обязан наве­ щать больных... Должен интересоваться, в чём нуждаются старики, сироты, все хилые и немощные, оказывать им посильную по­ мощь...»47, — читаем мы в наставлениях молодого шейха. Кто не узнает в них добрые дела Л. Толстого, вплоть до разработанного им «проекта заселения всей России леса­ ми»48? И если осуществить этот проект Тол­ стому было не суждено, то в Ясной Поляне он «разбил яблоневые сады» и «сделал боль­ шую посадку леса»49, о чем пишет Степан Андреевич Берс, подчеркивая, что в Ясной Поляне Толстой хозяйничал сам. «Отношение к животному должно быть более внимательным, чем к человеку, ибо оно не ведает того, что творит. Забравшуюся в ого­ род скотину нельзя бить, проклинать... Му­ чить, издеваться над животными — тяжкий грех. Грешно убивать безвинных птиц, насе­ комых, всё живое. Всё живое, не причиняю­ щее вреда человеку, должно быть защищено мюридами»50, — призывал шейх. Слуга Толстого С.П. Арбузов, вспоминая о прогулке с графом в Оптину Пустынь в 1878 г., рассказывал, что Толстой дал ему на расходы 20 рублей, которые он «обязан был давать по 10, 15 копеек»51 нищим при встрече с ними по дороге. На вопрос старца: «добр ли граф?», слу­ га Толстого отвечал:«... в особенности он добр ко вдовам с детьми: своими руками пашет зем­ лю, косит траву и весь хлеб»52. Почему Толстой помогал вдовам и сиротам, выделяя их особо из общей крестьянской среды? На вопрос этот ответ мы найдем в Чечне. Перманентные вой­ ны умножали число вдов и сирот, о которых нужно было заботиться в первую очередь. Для чеченцев это означало спасение и сохранение нации. Чем это было для Толстого, вернувше­ гося в Россию из Чечни, не трудно догадаться. «Лошадь никогда не ударит кнутом»53— вспоминал Арбузов, как нечто несвойствен­ ное для человека, работающего в поле. А «революционер» из мужиков Е.Е. Лаза­ рев, вспоминая свое первое знакомство с Толстым на лоне природы, писал: «Бей по голове двуглавую хищную птицу! — крича­ ла на всю степь молодежь. —Не тронь и кло­ па! — отвечал Толстой»54. Сумевший отстоять свои убеждения перед церковью, Толстой хорошо понимал, что после смерти попадет в зависимость от воли своей не примирившейся супруги. По­ чти полувековая совместная жизнь не сдела­ ла их ближе по духу. Все попытки Льва Тол­ стого бежать от нее заканчивались неудачей. Не стало исключением и последнее бегство. Но, не приняв перед смертью ни супругу, ни священника, упорно настаивавших на при­ еме, Толстой показал всем, что они оба были чужды ему перед лицом Всевышнего. На­ рушив волю покойного и проведя обряд от­ певания, Софья Андреевна подтвердила худ­ шие опасения своего мужа. «Мюридизм отнял у русской империи почти половину ее сил. Каких трудов стоило подавить его? Теперь новая и еще худшая про­ поведь зикры и тариката опять разносится по Кавказу... Если она не будет подавлена в за­ родыше, может выйти очень нехорошо... Ког­ да мусульманский закон считает тарикат и зи- кир необязательными, то русский закон может считать их обязательно запрещенными... Лю­ дей, которые будут нарушать это положение, немедленно высылать из края...»55— совето­ вал автор «Кавказской войны», не догадыва­ ясь, что мюридизм уже отнял у русской импе­ рии основную ее силу — Льва Николаевича Толстого. И то, что духовный Учитель Толсто­ го был «немедленно выслан из края», не по­ могло Империи вернуть великого писателя в лоно православия, который уже смотрел на мир из-под «грозно нависших бровей, прон­ зительными»56, «волчьими глазами»57. Глазами чеченца?