Сибирские огни, № 12, 2010
Он начал свое письмо, что называется, без средостений. «Лев Николаевич. Не кажется ли Вам, что все протесты против смертной казни — и Ваше “Не могу молчать”, и Леонида Андре ева “Рассказ о семи повешенных”, и Королен ко “Бытовое явление” — имеют один очень большой недостаток? Они слишком академич ны, недоступны уличной толпе, слишком для нее длинны и сложны, похожи на диссерта ции и, увлекая наиболее чуткую часть нашего общества, равнодушных так и оставляют рав нодушными. Это все тяжелая артиллерия, а в борьбе с палачеством нужны и летучие отряды — для партизанских набегов, и мне кажется, было бы хорошо, если бы в одно прекрас ное утро в какой-нибудь распространенной газете сразу, внезапно появились краткие (по сорок, по пятьдесят строк!) протесты против казни, подписанные именами наиболее ав торитетных в России и за границей людей...». Дальше Чуковский рассказывает о сво их переговорах по этому поводу — с Репи ным и Короленко (сообщает, что готов выс лать Толстому уже написанные ими статьи), и обещает «с благоговением» напечатать в своей газете «этот единовременный протест лучших людей России против неслыханного братоубийства, к которому мы все привык ли и которое мы все своим равнодушием и молчанием поощряем». Толстой получил письмо Чуковского, начертал на оборотной стороне конверта «Отвечать», сделал первый набросок своего ответа и... покинул Ясную Поляну, взяв на чатую работу с собой. Он закончил ее уже в Оптиной пустыни и дал переписать молодому Сергиенке. И — сделал соответствующую запись в дневнике, вынесенную в заголовок этих за меток. Но тут я понемногу умолкаю, ибо ответ Толстого неоднократно публиковался, а сама эта история подробно рассказывалась Чу ковским в «Современниках» («Короленко в кругу друзей»), упоминалась в книге «Ре пин» и в других произведениях Корнея Ива новича. Совсем уже недавно, в последнем номере журнала «Наше наследие» (№ 95) воспроизведено и вступление Чуковского к толстовскому тексту в газете «Речь» и сама статья Льва Николаевича, пятисотрублевый гонорар за которую редакция газеты «Речь» (согласно желанию автора) направила «на выкуп Ясной Поляны в пользу местных крес тьян». Общеизвестно также, что единовре менный протест кадетская газета напечатать тогда не решилась, а саму статью Толстого, названную им «Действительное средство», подвергла цензурному урезанию. ...Конечно, я мог бы рассказать и о том, как Чуковский отправился на похороны Тол стого, как поезд их задержали почти на сут ки, и он приехал только уже к могиле ясно полянского старца. ...О том, как он ночевал у Черткова и именно из его рук получил толстовский от вет (в деревне Телятинки). ...Мог бы привести его открытки жене и сестре, посылаемые по дороге в Ясную Поляну и на обратном пути оттуда. А еще мы могли бы — и с дельной пользой — поговорить о том, какой видится из сегодняшнего дня тема «столыпинских галстуков», основательно взятая на щит, как дореволюционной либеральной пропаган дой, так и послереволюционной — советс кой. Но это все отдельные разговоры. Наверное, говоря о «толстовской» ли нии в судьбе Чуковского стоило бы вспом нить и о его статье 1940 года «Л. Толстой об Уолте Уитмене. По неизданным материа лам», о работах Корнея Ивановича вроде «Дружинин и Лев Толстой» (вошедшей в издание 1960-х «Люди и книги»). Но и это уже другие, специальные темы. ...А ведь были у них и «метафоры в судьбе» (оба строили народные библиоте ки, занимались просветительством, много сочиняли для детей, пользовались звукоза писью как дополнительным средством пе редачи слова читателю). Наличествовали даже и «странные сближения»: героя одно го из последних рассказов Толстого звали... Корнеем («Корней Васильев», 1905— 1906). Страшная история об уходе крестьянина из дома. Между прочим, одним из последних писем Чуковского явился протест в амери канский журнал «Нью-Йоркер» по случаю появления там «очень наглой статьи» о Льве Толстом и его музее (август 1969). V. На выставке в переделкинском доме Корнея Чуковского «Последние дни Льва Толстого» представлены довольно редкие изображения. Одно из них — репродукция цветного рисунка художника Владимира Российского «За последней работой. (Оптина пустынь)». После смерти Толстого художник прошел вос лед за ним весь этот последний путь: из ясно полянского дома—до знаменитой на весь мир железнодорожной станции, художественно фиксируя узловые моменты последнего акта толстовской драмы. Альбом рисунков Россий ского, названный «Последние дни Толстого» был выпущен типографией Левинсона в 1911 году и переиздан яснополянским музеем в 1995 году — к 85-летию со дня смерти Толстого. Второе изображение — знаменитая фо тография Карла Буллы, сделанная осенью 1910 года в мастерской Ильи Репина: слева, под 1 1 заказ № 398
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2