Сибирские огни, № 12, 2010

тографии и автографы, имеющие отношение к теме «Чуковский и Солженицын». А справа и слева от этого солженицын- ского стола, в истекающем, 2010 году, откры­ лись еще две «выставки», связанные с име­ нами... Чехова и Толстого. С Чеховым — понятно, Корней Ивано­ вич занимался изучением его сочинений и человеческой судьбы всю жизнь — писал, на­ чиная с 1904 года, многочисленные статьи, а одну из самых первых своих книг так и на­ звал «От Чехова до наших дней». Долгие годы Чуковский складывал, бесконечно перерабатывая и дополняя, и свою отдельную книгу о Чехове, — после­ днюю корректуру которой держал незадол­ го до собственной кончины. В разные годы ему удавалось говорить о Чехове и подме­ чать в его прозе то, чего не заметили со­ временники великого писателя. Наиболее полное издание книги «О Чехове» вышло в 1971 году. Но вот причем тут автор «Войны и мира»? Для чего в музее Корнея Чуковского открыта выставка «Последние дни Льва Толстого»? Удивление рассеивается после того, ког­ да посетителям нашего музея сообщают о том, что последнее в своей жизни письмо, последнюю статью, уже уйдя из Ясной По­ ляны, Лев Толстой написал по просьбе бу­ дущего автора «Мойдодыра». Впрочем, это­ му факту удивляются не меньше, чем извес­ тию о дореволюционном возрасте первой стихотворной поэмы Чуковского для малень­ ких детей (знаменитый «Крокодил» и впрямь начал публиковаться в детском приложении к «Ниве» с января 1917 года). Ниже я постараюсь проследить «линию Толстого» в личной и писательской судьбе Чуковского, подкрепляя этот «след» разно­ образными цитатами, за множественность которых заранее прошу прощения у читате­ ля «Сибирских огней». I Итак, «толстовская» история Корнея Чуковского началась еще до последних дней Льва Николаевича, до его мучительного пути к Астапово. Разумеется, фигура Толстого, герои его книг, реакции на его учение и общественное поведение начинают проявляться в дневни­ ке Чуковского с самого начала века, с первых записей, постепенно перемещаясь и на стра­ ницы его литературно-критических статей. Напомню, что в 1910-е— 1920-е годы К. Ч. был одним из самых ярких литературных кри­ тиков, автором десятков книг и сотен газет­ но-журнальных публикаций. ...Вот он, самоучка и книжник, еще не опубликовавший ни одной своей статьи, запи­ сывает в дневник мартом 1901 года — о своём визите к одной знакомой даме. Там, в гостях, он узнает об «отлучении Толстого от церкви», о спе­ циальном Определении Священного Синода. «Я не согласен ни с одной мыслью Тол­ стого <...> И неожиданно для самого себя встаю с кресла, руки мои, к моему удивлению, начинают размахиваться, и я с жаром 19-лет­ него юноши начинаю цицеронствовать. “40 лет, — говорю я, — великий и смелый духом человек на наших глазах кувыркается и дерга­ ется от каждой своей мысли, 40 лет кричит нам: не глядите на меня, заложив руки в кар­ маны, как праздные зеваки. Корчитесь, кувыр­ кайтесь тоже, если хотите познать блаженство соответствия слова и дела, мысли и слова... Мы стояли, разинув рот, и говорили, позевы­ вая: “Да, ничего себе. Его от скуки слушать можно...”, и руки наши были по-прежнему спрятаны в карманы. И вот... наконец, мы соблаговолили вытащить руки, чтобы... схва­ тить его за горло и сказать ему: как ты сме­ ешь, старик, так беспокоить нас? Как смеешь ты страдать? В 74 года это не полагается...” И так дальше. Столь же торжественно и столь же глупо...» Дело тут, конечно, не в «отлучении». Не религиозный Чуковский вряд ли всерьез ин­ тересовался «духовной публицистикой» Тол­ стого, который, как теперь хорошо понятно после прочтения разнообразных проповед­ нических статей последнего и многочислен­ ных свидетельств, давным-давно сам отлу­ чил себя от православной церкви, её учения, и, действительно, неоднократно возводил хулу на Христа и Священное писание. Мне не хотелось бы касаться здесь этой болезнен­ ной темы, трактовать которую нужно весьма осторожно2, приведу лишь эпизод из мему­ арного очерка Чуковского о Максиме Горьком (вошедшего в книгу литературных портретов «Современники», неоднократно издаваемую в середине 1960-х в серии «Жизнь замеча­ тельных людей»). Вот как Чуковский воспроизводит рас­ сказ Горького: «“Была Пасха. Шаляпин подошел к Тол­ стому похристосоваться: — Христос воскресе, Лев Николаевич! Толстой промолчал, дал Шаляпину по­ целовать себя в щеку, потом сказал нетороп­ ливо и веско: — Христос не воскрес, Федор Ивано­ вич... не воскрес...”». 2 См. любопытную публикацию на эту тему из наследия богослова и литератора Валентина Свен- цицкого (1881— 1931) — «Венок на могилу Льва Толстого» («Знамя», 2010, № 11). Что до хулы на Писание, то одной цитаты из Толстого, кажется, достаточно: «Читатель должен помнить, что не толь­ ко не предосудительно откидывать из Евангелий не­ нужные места, но, напротив того, предосудительно и безбожно не делать этого, а считать известное число стихов и букв священными».